Вдова Клико
Шрифт:
Николь покачала головой:
— А Моэт мог бы меня рассмешить? Стал бы плавать со мной в озере, позволил бы совместно заниматься виноделием на своих драгоценных виноградниках? Даже не уговаривай меня принять такую муку — совместную жизнь с этим старым занудой. Тогда я выбрала тебя, и сейчас мне нужен только ты.
— На виноградниках сейчас черт знает что творится, Бабушетта, и мы ничего не можем с этим поделать. — Он посмотрел на нее взглядом, полным отчаяния. — Гроздья вянут раньше, чем появляется хоть малейшая возможность их собирать. Луи взял с собой все, что у нас есть, и половина этого запаса по прибытии оказалась мутной. Мы рискнули, а природу
Мутное шампанское. Проклятие каждого винодела, вызываемое осадком. Месяцами работники поворачивали каждую бутылку в песке в попытке выманить вниз осадок, вызванный дрожжами — необходимыми для вторичного брожения и создания вкуса, но оставлявшими муть в созданном ими прекрасном вине. Тысячи бутылок, тысячи часов работы, в том числе освобождение от осадка трансверсажем — переливанием из бутылки в бутылку, — когда осадок осядет. Но игристость вина при этом уходит.
Николь вздрогнула, вспомнив, как купила какой-то «осветлитель» у своего поставщика бочек и чуть не убила одного из своих лучших дегустаторов этим ядовитым веществом. В этом отношении предприятие семьи Клико ничем не отличалось от прочих. Человек, который решит проблему осадка без потери игристости, сказочно разбогатеет.
Франсуа так похудел и осунулся, что теперь у него из-под куртки выпирали все позвонки. Его настроение все время колебалось согласно взлетам и падениям любимого дела, и сейчас оно было опасно низким.
И тогда Николь заключила с собой договор, вроде того обязательства, которое приняла на себя в день революции: самой создать себе богатство, обрести власть и использовать все это только ради добра. А это второе касалось Франсуа. Она не знала ни как, ни когда, но знала, что именно она решит проблему осадка. Тогда они разбогатеют и прославятся, но самое главное — преимущество перед конкурентами станет таким огромным, что Франсуа никогда больше не придется переживать за судьбу любимого дела.
— Один плохой урожай мы переживем, — сказала она жизнерадостно. — Запросто. Такое уже бывало. Взгляни на меня! — Она приложила ладонь к его щеке — та была скользкой от пота. — Опять черный колодец? Отчаяние? И дна не видно?
— Чувствую себя ужасно. — Он попытался вымучить улыбку. — Но ты не волнуйся. Хотя бы сегодня.
— Иди спать, cheri, утром тебе станет лучше.
— Нет! Поедем на бал Моэта, или он решит, что мы прокисли. Я обещал поиграть на скрипке, да и вообще люблю показывать всему миру, что ты — моя.
У нее сердце запрыгало от радости — даже после семи лет брака. Письмо Луи — еще не провал, а просто неудачный год, какие уже бывали.
Николь пошла к себе в кабинет. Она докажет Франсуа, что плохой год быстро сменяется хорошим, если не двумя, а потом возвращается снова.
Отперев ящик, она вынула бухгалтерскую книгу. С красными и черными чернилами он не поспорит. Здесь, на толстых страницах, был аккуратно записан весь круговорот надежд и неудач, случившийся после их свадьбы. Именно так Николь предпочитала относиться к плохим новостям. Не страдания и рухнувшие надежды — а чернила на бумаге.
Она отступила на пять лет назад. Бутылки, пострадавшие от жары: двадцать тысяч. Убыток: тридцать тысяч франков. Отгруженные бутылки: тридцать пять тысяч двести. Плата работникам: две тысячи франков.
Эти цифры не говорили о месяцах трудов, потраченных на уход за виноградом, вскапывание земли, подвязывание побегов к жердям, смешивание, они молчали о работниках, высматривающих знамения на небе, молящихся святым покровителям урожая.
Она перевернула пару страниц: год 1802-й. Амьенский договор. Мир с Британией и открытие торговых путей. Николь, Луи и Франсуа почуяли свежий ветер, загрузили лучшие образцы своего винтажа шампанского 1800 года в сундук и послали «Луи в Лондон. И это обернулось очередной неудачей. Моэт железно держал английский рынок, окучивая все лучшие дома, скрывая, что поддерживал свержение французской аристократии, играя в карты, танцуя местные манерные танцы, стреляя влет беспечных стофунтовых фазанов и раздавая образцы своих вин направо и налево.
«Это замкнутый мир, — жаловался Луи. — Они страшно боятся революции, а на меня смотрят как на преступника».
Тем летом, как и этим, солнце не давало передышки. Пока сестра Николь лениво грелась на солнышке, катаясь с подругами по реке Вель, Николь и Франсуа смотрели, как вянут грозди на лозах, проклинали жару и закрывали ставни в доме, мечтая о туманных утрах и росе на винограде.
Николь пробежала пальцем по странице. Итак, в апреле прошлого года они снова решили рискнуть: семьдесят пять тысяч бутылок отправились в Россию. Больше всего объема продаж за 1804 год. Следующую запись Николь оставила пустой — посмотреть, как обернется дело. Может, удача еще повернется лицом к дому Клико.
В дверь заглянул Франсуа:
— Снова копаешься в своих записях, Бабушетта?
Он поцеловал ее в голову, и она прильнула к нему, поспешно закрыв рукой числа в красной колонке убытков.
— Приходи и будь готова, — сказал Франсуа. — Мы не можем ничего изменить, как ни таращи глаза на эти цифры. У меня для тебя кое-что есть. А о Ментане не тревожься, она уже в кроватке. Заснула, пока я ей рассказывал о девочке с клубничными кудрями, которая не испугалась мужчины с пистолетом — вот прямо в нашем городе на площади у собора во время революции. — Он поцеловал жену. — У Ментины всегда такой возвышенный вид, когда она мирно спит.
Эта перемена настроения наполнила Николь оптимизмом. Почему бы не начать прямо сейчас?
— Десять минут, и я поднимусь! — выдохнула она между его поцелуями.
Она выбежала наружу, к прессу, наполнила ящик песком и взяла четыре бутылки шампанского, проходящие вторичную ферментацию.
— Эти не трогай! Они почти готовы, а ты осадок взболтаешь! — укоризненно воскликнул Антуан.
— Можем себе позволить. И ручаюсь, из них две все равно будут мутными, как бы ты ни был осторожен, — возразила она.
У нее голова шла кругом, как у девчонки.
Антуан неодобрительно пощелкал языком и вернулся к работе: встряхивал бутылки по одной и укладывал их в песок.
Николь унесла свои бутылки в темный угол подвала и осторожно поместила в ящик с песком горлышком вниз. Встала, отряхнула руки от песка. Это будет ее тайна — она понятия не имела как, но знала, что добьется успеха. Не важно, что решение ускользало от производителей шампанского уже не первый век: она будет наблюдать, узнавать, экспериментировать и начинать все снова — ради Франсуа. Если она решит проблему осадка, сократит время, необходимое на медленные повороты и встряхивания бутылок, чтобы собрать осадок к горлышку (Антуан называл этот процесс словом «ре-мюаж»), и научится надежно избавлять от осадка каждую бутылку за меньшее время, Франсуа никогда больше не придется беспокоиться. Она живо представила себе, как он придет в восторг от ее умной идеи, заперла за собой дверь и взбежала наверх.