Вдова живого мужа
Шрифт:
— Но теперь-то нам придется забрать труп.
— И…
— Похоронить под именем Дмитрия чужого человека. Понимаешь? Оформить все документы. Мне, как вдове, надеть траур и плакать на могиле… А Пашка? Что мы скажем Пашке?!
Аристарх Викторович задумался. Потом провел ладонью по лицу, как бы снимая с него что-то липкое и заговорил:
— Никуда, Катюша, не денешься! Придется тебе пройти через весь этот ад! Наверное, Дмитрий не заслужил, чтобы ты его вот так собой прикрывала, но попробуй сознайся во всем — и по его следу тотчас кинутся ищейки. Отыщут его и за границей! А Пашке придется жить с клеймом сына преступника. По мне, так уж лучше и вовсе без отца… А если на кладбище плакать не сможешь, то и не надо. Вон Дусину черную шляпку с вуалью наденешь, да платок к глазам почаще прикладывать станешь. Обойдется! Пашке пока ничего не говори. Мол, отец уехал надолго. Постарше станет, сообщим, что погиб…
— А как же гроб? Придется в квартире ставить?
— Покойнику, как военному, на государственной службе погибшему, гражданскую панихиду устроим и гроб в фойе кинотеатра, временно неработающего, поставим. Оттуда и на кладбище. Будет все как у людей, не волнуйся!
— А с этим что мне делать? — Катерина подвела отца к тайнику и открыла крышку.
— Э, да тут богатства и твоим внукам хватит! — цокнул языком Первенцев и деловито решил: — Найдется, что делать. Будешь продавать потихоньку, я помогу, да и жить-поживать. Позаботился Дмитрий о вас, голодать не будете. А то, что к другой ушел… Я смотрю, ты не шибко убиваешься, и то ладно! Во вдовах не засидишься! Вон ты у меня какая красавица, даже мои друзья-товарищи, и то заглядываются!
— Скажешь тоже!
— Будем жить, Катюша! Человек должен полнокровной жизнью жить, в будущее с надеждой смотреть и не унывать! Верь мне: все у тебя ещё будет хорошо!
В то время, как Катерину одолевали заботы неприятного характера, Янек Поплавский с Федором Головиным подъезжали к Уфе. Им предстояло вести поиски убежища солнцепоклонников, по возможности не называя вещи своими именами. Будоражить власти сообщением о каких-то сектантах, о которых никто ничего не слышал, о сокровищах, наличие коих никто не может подтвердить… Слишком уж все было похоже на сказку! Хорошо, Федор, как человек опытный, запасся бумагами — перед ними всегда благоговел российский чиновник. Представители новой власти в таких вопросах от своих предшественников не отличались.
Странные москвичи интересовались… аномальными явлениями. Слово было непонятным. И ещё более непонятен интерес столичных посланцев. В такое-то время! Люди о куске хлеба думают, а тут… Но местные власти шли им навстречу — все ж таки из самой столицы!
"Да, — рассказывали интересующимся старожилы, — имеется в окрестных лесах такое место — крестьяне и близко к нему не подходят. Боятся, проклятье на нем! Кто не поостережется, ближе чем нужно подойдет, шибко болеет потом. Бывало даже, умом трогались!"
Словом, пугали их как могли, но лошадь с санями дали. И в проводники мужика, Ерошку. Тот с весны до глубокой осени, а по хорошему снегу и зимой, по лесам шастал. И чем жил — неизвестно. Зато известно всем было, что за стакан казенки он душу отдаст. Потому Федор с Яном с собой три бутылки водки взяли. Правда, полбутылки пьянчужке-проводнику пришлось сразу и отдать. Без "сугрева души" он не соглашался и с места тронуться!
Мороз уже поджимал как следует, так что Ян в который раз мысленно благодарил Подорожанского, который с подсказки Татьяны принимал самое деятельное участие в подготовке их экспедиции.
Сама Таня до последнего часа надеялась, что и её возьмут с собой, даже плакала потихоньку, но жестокосердных мужчин не размочила. Они только и твердили: "Это опасно!"
Вот потому ей только и оставалось, как помогать им в сборах. Кроме того, Головин оставил её в лаборатории за старшую, тем более что из Наркомобраза уже прислали троих смышленых ребят, которых Таня должна была выучить читать по своему методу с закрытыми глазами.
— А ты уверен, что твоя Ольга именно здесь? — вопрошал Яна Федор, поглядывая на заснеженную шапку горы, возле которой, по слухам, и было то самое проклятое место.
— Не уверен, — пожал плечами Ян. — Но ничего другого, подобного этому, в окрестностях Уфы нет!
Сани легко скользили по дороге, накатанной другими повозками, но вот кучер, он же проводник, свернул в лес и движение замедлилось — теперь их лошади, проваливаясь в снег, пришлось тянуть сани по сплошной снежной целине.
Вблизи одной довольно большой поляны возница остановил лошадь и предупредил, что дальше он не поедет и за десять бутылок водки! Видимо, для Ерошки это количество было пределом мечтаний.
— Да они и не пустят! — заявил он.
— Кто это — они? — поинтересовался Федор.
— Кто-кто, нечистые!
— Вы видели нечистых?
— Я их не видел, а девки наши видели. Аккурат в то лето, как пропала Варвара Страхова. Ох, и красавица была! Коса русая в руку толщиной, глаза синие, как озера… За черникой с девками пошла и как в воду канула. Не иначе демоны её к себе и забрали.
Речь Ерошки не отличалась связностью. Он перескакивал с одного на другое, забывал, что говорил до того — словом, алкоголь здорово подточил этого простого, как говорили, прежде непьющего человека. Вдруг он замер на полуслове, вслушиваясь: откуда-то издалека, будто из нутра заснеженной горы, послышался гул. Ерошка вздрогнул.
— Совсем горный дух осерчал. Видно, вконец его демоны допекли, в середке копаются, житья не дают…
Ян посмотрел на Федора.
— Вы тут с Ерошкой пока костер разожгите, а я попробую походить-посмотреть. Не знаешь, Ерофей, кто живет вон в той избушке, что у края горы прилепилась?
— Кто живет, нам неведомо. Избушку эту всякий видит, а подойти к ней нельзя. Через неё у нечистых вход под гору.
— Откуда же ты это знаешь, если никто из ваших там не был?
— Мужик тут один лазил, товарищей своих искал. Они на этой горе камни ис… следовали. Товарищи-то его в лагере оставили обед готовить, а сами ушли, да и не вернулись. Мужик пробовал сам в проклятое место сунуться, да его так шибануло, еле уполз. С этой самой поляны он за избушкой в бинокль наблюдал.
— Давно? — полюбопытствовал Федор.
— С десяток лет будет. Я тогда ещё молодой был, семью имел, водки в рот не брал…
Ерошка тяжело вздохнул и, подхватив топор, отправился за хворостом в противоположную от проклятого места сторону. А Ян, вытащив из вещей ружье, двинулся прямиком к опасному участку.
Вероятно, он видел то, что не видели другие. Одинокую избушку точно забором опоясывала ярко-красная полоса, к центру темная, по краям слабо-розовая. От центра линии вверх подымалось колышущееся багровое марево, похожее на языки костра. Он подошел к ней поближе и почувствовал легкое покалываний в висках. Сделал ещё шаг — в голове точно взорвалась маленькая граната. Ян еле сохранил равновесие, так его качнуло. Похоже, сразиться с мощным щитом он пока не готов. Надо будет подумать, с Федором посоветоваться. После того, как мысленно проникнуть за щит ему удалось ночью, он решил другие попытки оставить до ночи: авось получится? Он отошел от границы подальше и вздохнул полной грудью, опять чувствуя себя здоровым, с ясной головой.