Вдова живого мужа
Шрифт:
Аполлон возблагодарил Бога за то, что снег не переставая сыпался с небес, в момент заметая следы на тропе. Воины шли осторожно, но без особой бдительности. Они не привыкли к тому, что засады им устраивают… жертвы!
Сугроб, за которым укрылся Аполлон, высился по соседству с молодым деревцем ели. Сухой снег не держался на её гладких упругих ветвях. И что там выглянуло темное из-за темного куста, не привлекло внимания идущих. А зря. Потому что свист самодельного дротика в морозном шуршащем воздухе был неслышен, и шедший за воином Адонис удивился, когда тот, будто споткнувшись, рухнул на тропу лицом вниз. Он склонился над упавшим, и это спасло ему жизнь. Второй дротик воткнулся точно в сердце идущего следом воина.
В течение нескольких мгновений Адонис остался один на один с опасным врагом. Кто он? Неужели несчастный земляной червь, вырвавшийся на свободу? Он осторожно сполз с тропинки и тоже спрятался за молодой елкой по другую сторону тропы.
К сожалению, отлично тренированный и полностью экипированный для схватки Адонис был лишен главного преимущества — умения видеть в темноте! Лесная тьма слегка разряжалась белым снегом, но и дополнительно создавала зыбкие причудливые тени, заставлявшие замирать, вздрагивать от шуршания снега и каждый раз понимать, что тревога ложная.
Куда делся этот злой дух снежной ночи? Почему он не нападает? Страх стал закрадываться в сердце Адониса-Евгения. Страх перед возмездием судьбы. Слишком долго он жил не по-людски, позволив душе спать, а телу нежиться. Неужели он думал, что так будет вечно?
— Эй, где ты там? — крикнул он в темноту, не выдерживая выматывающего ожидания. — Иди сюда, я переломаю тебе хребет, жалкий слизняк!
Но слизняк идти не торопился. Как раз в это время он переползал тропу поодаль от залегшего солнцепоклонника, перебираясь ему в тыл.
Ожидание становилось невыносимым — что это темнеет там, впереди? Евгений вцепился в нож, приготовившись его метнуть, как в ту же минуту острая боль в спине перехватила дыхание. В голове полыхнуло и, стремительно вырвавшись из тела, его душа полетела по темному коридору навстречу свету.
Беглец смотрел на лежащего перед ним мужчину — красивый самец. Здоровый, сильный, такой и вправду переломил бы ему хребет, не моргнув глазом. Аполлон и ростом особо не выделялся, а теперь, после жалкой кормежки на каторге, вовсе выглядел тщедушным.
— Один на один мне было с тобой не сдюжить, извини, — пробормотал он и принялся раздевать мертвеца; одежду на нем самом можно было назвать так с большой натяжкой — бумажная, ни разу не стиранная рвань, она даже к телу не прилегала, а как бы сквозила вокруг него.
Одежда посвященного была не в пример чистой, приятно пахла, так что Аполлон ещё раз обтерся снегом перед тем, как её надеть. Великовата, конечно, но сразу согрела его иззябшее, изможденное тело. Сапоги ему пришлось снимать с другого убитого, с ногой поменьше.
Посланники одеты-обуты были как следует, и запаса продуктов хватило бы месяц продержаться! Аполлон обыскал их добросовестно: в дальнем пути ему все сгодится. У последнего оказался даже компас, а в боковом кармане обнаружился с десяток золотых монет.
Он оттащил трупы в сторону и кое-как присыпал снегом. За ночь так заметет, до весны не отыщутся! Он обернулся к Аралхамаду, погрозил кулаком.
— Ишь, солнцепоклонники, мать вашу!
И пошел по компасу на юг.
В Аралхамаде ещё ни о чем не знали. Наташа давно прекратила всяческие попытки мысленно пробиться хотя бы куда-нибудь за пределы подземного города. Она все чаще тосковала по дочери, вспоминала товарищей по цирку, свой дебют в аттракционе.
Стены подземелья все больше давили на нее. Вчера ей даже показалось, как мужской голос позвал её по имени: "Ольга!" Потом послышалось, что откуда-то донесся мощный гул. Правда, кроме нее, его никто не слыхал. Неужели у неё начались галлюцинации? От этих мыслей она полночи металась по огромной кровати в полусне-полуяви, а под утро вообще проснулась и больше не смогла заснуть.
Вечером, распростившись с Евгением, она вернулась в их общую комнату и полчаса снимала свое маскарадно-выходное платье. Мысленно попросив прощения у хозяина, она снова открыла его гардероб, чтобы облачиться в его майку, которая вполне сносно выглядела в качестве ночной сорочки, и достала тот же японский, халат с драконом на спине.
И вот когда она лежала рано утром без сна, к ней ворвался, едва постучав, взбудораженный Алимгафар. Он выглядел таким несчастным, что Наташа вмиг забыла о том, как порадовалась нахлобучке, устроенной ему Радой. Она видела в нем не молодого гиганта, а подростка-сироту, которого некому было пожалеть.
— Отвернись, — скомандовала она, подметив, несмотря на волнение, сверкнувший в его взгляде интерес, и быстро накинула халат. Набросив на кровать красное в звездах шелковое покрывало, она присела на край и позвала: — Можешь повернуться. Ну, что у нас с тобой случилось? — подмигнула Наташа: мол, помнишь, как мы с тобой в рифмы играли.
— Просто жизнь не получилась, — вздохнув, поддержал он.
— Вот тебе и на? — удивилась она. — Значит, жизнь прошла мимо?
— Не смейся, Олька, — тяжело вздохнул он, — так плохо мне не было никогда в жизни. Веришь, впервые узнал, где у меня сердце.
— Рада…
— Нет, дело не в ней. Умер Батя. Ты его толком не знала. И вряд ли хотела бы знать… Помнишь, он был правой рукой Черного Паши?
— Тот, что взял нас в плен?
— Тот, — вздохнул Алька. — Но потом мы познакомились, и я понял, какой он хороший человек!.. Не улыбайся так снисходительно. Думаешь, раз контрабандист, так непременно дрянь?
— Не знаю. Но, наверное, хорошие люди не стали бы русских людей в рабство продавать.
— Я не задумывался об этом, — признался Алька. — Он относился ко мне, как к родному человеку. Заботился обо мне. У него никогда не было своих детей, вот он как бы усыновил меня. Даже когда нас поймали слуги Арала…
— Разве ты не из-за него попал сюда?
— Можно сказать, из-за него. Ведь это он мечтал о сокровищах…
— Вот тебе и превратности судьбы, — усмехнулась Наташа. — Сначала он людей в плен брал да в рабство продавал, а потом и самого рабом сделали?