Вечер и утро

Фоллетт Кен

Сердце Олдреда упало. Все-таки не следовало соваться в лес в одиночку. Но этим утром на постоялом дворе в Мьюдфорд-Кроссинге не нашлось никого, кто двигался бы в эту сторону, так что монах поддался снедавшему его нетерпению и пустился в дорогу самостоятельно, не теряя суток-других на ожидание попутчиков.

Он остановился. Главное – не показывать, что боишься, как при встрече с грозным псом. Стараясь говорить размеренно, чтобы голос не дрожал, Олдред произнес:

– Да благословит тебя Всевышний, сын мой.

Незнакомец ответил хрипло – Олдреду

даже подумалось, что хрипит он нарочно, чтобы остаться неузнанным:

– Ты кто таков будешь, святоша?

Выбритая макушка ясно выдавала в Олдреде человека Божьего, но в остальном он мог быть кем угодно – от скромного служителя до настоятеля.

– Я из аббатства в Ширинге.

– Один, значит, идешь? Не боязно, что ограбят?

Если Олдред чего и опасался, так это смерти.

– Кому взбредет в голову меня ограбить! – воскликнул он с показной уверенностью. – У меня же ничего нет.

– А вон тот короб не твой?

– Нет, не мой. Он принадлежит Богу. Конечно, глупец может ограбить и Господа, но тем обречет свою душу на вечное проклятие. – Олдред заметил в кустах второго незнакомца. Даже вздумай он затеять драку с первым, двоих ему ни за что не одолеть.

– Что в коробе? – спросил первый разбойник.

– Восемь священных книг.

– Дорогие небось.

Олдреду вдруг живо вообразилось, как этот человек стучится в ворота монастыря и предлагает купить у него книгу. Его, разумеется, выпорют за такую дерзость, а книгу отберут.

– Они и вправду дороги, но для тех, кто сумеет их продать, не вызывая подозрений, – ответил монах. – Ты голоден, сын мой? Поделиться с тобой хлебом?

Разбойник помедлил, будто размышляя, потом твердо заявил:

– Оставь хлеб себе, мне нужны деньги.

Олдред уже не сомневался, что мужчина голоден. Если его накормить, он, глядишь, и разбойничать перестанет.

– У меня нет денег. – По сути, монах не обманывал, ибо монеты в его кошеле принадлежали аббатству Ширинга.

Разбойник опять замялся, явно растерявшись и не зная, как ему справиться с неожиданным поворотом разговора. Помолчав, он вдруг сказал:

– Сдается мне, конягу продать будет проще, чем короб с книгами.

– Верно, – согласился Олдред. – Но ведь люди станут говорить: «У брата Олдреда был пони с белым крестом на лбу, так что откуда ты привел эту конягу, приятель?» Что тогда скажет вор?

– Ты умный, святоша.

– А ты смелый. Но ты же не глупец, правильно? Ты не станешь убивать монаха ради восьми книг и одного пони, раз уж все равно не сможешь их продать.

Олдред прикинул, что пора прекращать спор, и, сглотнув слюну, направил Дисмаса вперед. Разбойник замер было в неподвижности, но потом отступил в сторону, так и не приняв никакого решения. Олдред проехал мимо, притворяясь, будто ни о чем не беспокоится.

Велико было искушение пустить Дисмаса рысью, но этот поступок выдал бы его страх, поэтому Олдред ехал степенно, едва справляясь с сотрясавшей его изнутри дрожью.

– Хочу хлеба, – прохрипел

разбойник ему вслед.

Этой просьбой пренебрегать не стоило. Ведь священный долг Олдреда как монаха заключался в том, чтобы насыщать голодных. Сам Иисус говорил: «Паси агнцев моих» [20] . Эту заповедь следовало соблюдать, даже рискуя жизнью. Олдред натянул поводья.

20

Ин. 21:17.

В седельной суме у него лежала половина буханки и кусок сыра. Он достал хлеб и отдал разбойнику, а тот немедленно отломил краюху и затолкал в рот через отверстие в забрале своего дряхлого шлема. Должно быть, совсем исстрадался от голода.

– Поделись со своим товарищем, – посоветовал Олдред.

Второй разбойник выбрался из кустов, наполовину прикрыв капюшоном лицо, и Олдред при всем желании не мог разглядеть его черт.

Первый скривился, но разломил буханку пополам.

Второй разбойник пробормотал:

– Спасибо.

– Не меня благодари, сын мой, а славь Господа, который повел меня этой дорогой.

– Аминь.

Олдред достал сыр.

– Этим тоже поделитесь.

Пока разбойники делили сыр, монах уехал.

Некоторое время спустя он оглянулся, но никого не увидел. Похоже, ему повезло уцелеть. Он вознес благодарственную молитву небесам.

Пускай ему самому придется сегодня поголодать, но это малая цена за чудесное спасение. Недаром Всевышний отнял у него пропитание, но подарил жизнь.

День близился к вечеру. Олдред добрался до реки и рассмотрел на дальнем берегу деревеньку из полудюжины домов и отдельно стоящую церковь. К западу от домов виднелось возделанное поле, тянувшееся вдоль берега.

На воде покачивалась лодка. Раньше Олдред не бывал в Дренгс-Ферри – обычно он выбирал другие пути, – но догадался, что пришел именно туда, куда направлялся.

Монах спешился и громко закричал. На берег вышла какая-то девица, отвязала лодку, села в нее и принялась грести. Когда лодка подплыла ближе, Олдред разглядел, что девица на вид простоватая, зато вполне откормленная, а лицо у нее сварливое. Дождавшись, когда она окажется в пределах слышимости, он назвался:

– Я брат Олдред из аббатства Ширинга.

– Я Квенбург, – откликнулась девица. – Переправой владеет мой отец Дренг. И постоялым двором тоже.

Что ж, ноги и вправду привели Олдреда в нужное место.

– За фартинг я тебя перевезу, но вот лошадь не возьму, не обессудь.

Олдред и сам это понимал. Хлипкая лодчонка того и гляди перевернется.

– Ничего страшного, Дисмас переплывет.

Монах заплатил фартинг, снял с пони седельную суму и короб с книгами заодно с седлом, сложил скарб в лодку. Залез в суденышко сам, не выпуская из рук поводья, и осторожно потянул, уговаривая Дисмаса войти в воду. Лошадка на мгновение заупрямилась.