Вечера в древности

Мейлер Норман

С этого момента Они вступили в сражение нового вида. Хотя превращения — обычное дело в Божественных битвах и все Боги стремятся быть искусными в Своем выборе, Они также должны быть готовы принять форму любого животного, которое Они, по своей воле или в силу обстоятельств, стали напоминать. Итак, когда Сет наполовину вырвал глаза Хора из Его глазниц и сделал Его похожим на бегемота, Хор был вынужден обернуться этой малознакомой Ему тварью.

Теперь Они стали биться в трясине — бегемот с бегемотом, с хрюканьем, пусканием слюней и отвратительным рычанием. Их конечности были столь короткими, что, когда кто-либо из Них захватывал в пасть ногу другого, зрелище становилось столь же неприглядным, как вид свиней, кормящих поросят в корыте.

И

все же судьи не испытывали отвращения. Так и предполагалось — эта часть сражения должна была состоять из возни на болотах, ее цель была разрядить напряженность, скопившуюся в воздухе, осушить топи и промыть нильскую грязь. Если бы Они продолжали, это стало бы великим очищением, но Сет остановился. Слизь, покрывавшая Их тела, стала возбуждать Его. Его злоба гасла слишком быстро. Сет полагал, что Хор, будучи моложе, начнет терять терпение из-за того, что слизь мешает Ему при непосредственном соприкосновении, однако среди болотных испарений Хор лишь мрачнел от этой близости. Он хотел вонзить в Сета Свои зубы — без этого скольжения торсов, — Он упорно стремился к тому сияющему моменту, когда ярость усилий позволит отведать крови противника. Его нижние зубы вытянулись. Его ноздри сошлись вместе. Его шкура ощетинилась, противясь такому скользкому единоборству. Его нижние зубы уподобились бивням. Он превратился в дикого кабана.

Боги, наблюдавшие за битвой, наградили Его криками одобрения. Он осмелился избрать облик животного, больше всех похожего на Сета, выбор превращения был сделан блестяще, до того как к нему решил прибегнуть наконец сам Сет. Едва ли Хор мог бы поступить лучше. Был ли в Его жизни другой такой час, когда бы Он так походил на дикого кабана? Преследуя друг друга, Они с Сетом выскочили из болота и забегали по полю взад и вперед, врезаясь один другому в бока, яростно кусаясь, хрюкая и визжа, нанося друг другу раны, покуда всякий раз при грохоте Их столкновения кровь не стала бить ключом.

К удивлению большинства присутствующих, преимущество стало переходить к Хору. Бог, как и человек, никогда так не силен, как в час, когда Он сознает Свою храбрость. С Хора был снят гнет — Он больше не боялся сражения. Какое воодушевление охватило Его! Боль даже усиливала это пьянящее ощущение. Каждый раз, когда зубы Сета рвали Его шкуру, Он рычал в новом приливе ярости. Его разодранные глаза втянулись обратно в маленькие глазницы кабана и горели оттуда, как два драгоценных камня. Его разбитый нос походил на красный кровоточащий рот, а зубы, прорвавшие десны, блестели полукружьем шипов. Сет побежал. Под улюлюканье зрителей Он отступил на достаточное расстояние, чтобы выиграть время для последнего превращения. На поле Он вернулся уже в облике черного медведя. Такой выбор было трудно понять, поскольку Хор был наделен большим сходством с этим животным, однако раны Сета причиняли Ему такую боль, что Ему пришлось искать более надежное укрытие, и Он укутал Себя в мясо, складки шкуры и почти непроницаемую тушу медведя. В таком обличье Он стал обороняться.

Поединок медведей [21] продолжался день, а затем ночь, и пока Они закончили, прошло три дня и три ночи. Хор поймал Сета в мертвый захват и заставил Его пережить долгую и упорную пытку выпускания всей медвежьей силы. Чтобы вынести эту боль, Ему не оставалось ничего другого, как призывать на помощь воспоминания о бесконечной горечи всей Своей жизни, и это помогало Ему держаться. Это даже позволило Ему вынести воодушевление Хора, который прошел все стадии опьянения победой, не испытав только самой победы, и наконец настолько лишился всякой радости, что просто навалился всей Своей медвежьей тушей на медвежью тушу Сета, сомкнув Свои зубы на Его шее, и не разжал их, пока все острое наслаждение, которое Он испытал, отведав крови Своего врага, не угасло, и Хор наконец лег, уткнувшись Своей покрытой запекшейся кровью мордой во всклокоченную шерсть противника.

21

поединок медведей в конце романа. Мененхетет говорит правнуку, что рассказал ему историю египетских богов так, как излагают ее римляне.

Наутро четвертого дня, когда судьи объявили Его победителем, Ему принесли веревки, и Он срывающимся голосом приказал Своим помощникам крепко привязать конечности Сета к столбам, и, когда они закончили, туго связанный Сет лежал на спине, глядя в небо. Медленно, подобно тому как меняется свет с течением дневных часов, Сет стал принимать облик лежащего на поле брани раненого человека, смерть которого близка, а Хора Его друзья подняли на плечи и отнесли к реке, где Они омыли Его раны и очистили Его разбитое лицо. Медленно, и Он тоже стал терять облик медведя. Затем Хор спал день и ночь, с радостью сознавая, что Сет не убежит, поскольку Его стерегут охранники, которым доверяла Исида.

— И, словно его слова могли быть моими словами, теперь мой прадед умолк. История его, однако, этим не окончилась. Хотя я не думаю, чтобы в ней была упущена хоть одна мысль.

ПЯТЬ

Хор крепко спал. То была ночь празднества, и Боги встречали каждое появление Исиды и Осириса приветственными возгласами. Впервые за много лет Бог Мертвых прикоснулся двумя пальцами к локтю Своей жены (давний жест, говорящий о чувственном желании посреди торжественной церемонии), однако у Исиды возникло предчувствие, имевшее мало общего с наслаждением. «Знаешь, — сказал Осирис, — а мальчик выглядел лучше, чем Я ожидал», а про Себя решил, что одним из достоинств этой победы стало то, что Он смог почувствовать любовь к Своему Сыну.

«Я опасаюсь, что Сет может убежать», — ответила Исида, и позже, когда Они пытались заснуть, Она все никак не могла успокоиться и вышла в ночь пройтись, пока Осирис пытался сосредоточиться на источнике Ее беспокойства. Он увидел лицо Своего первого сына, Анубиса, и вздохнул легко, как шевелится листок, слыша приближение легкого ветерка. Этим вздохом Осирис признавал, что Его сознание могло быть чистым, как серебро, и сияющим, как луна, однако Его Божественные способности никогда не смогут быть применены ни к чему, что имеет отношение к Сету. Он потерял эти силы в ночь, которую провел с Нефтидой. Невозможно причинить душевные страдания брату без того, чтобы не лишить спокойствия сокрытое.

И вот, когда Исида пришла на поле, где был привязан к столбам Сет, Она отослала охрану и в лунном свете присела около Него. Сет ничем не дал знать, что заметил Ее появление. Изнеможение, подобно свисающим лохмотьям, окутало Его существо. Поэтому нелегко было говорить Ему о Его преступлениях или омраченных ими годах жизни. Вместо этого Исида внезапно представила Себе молодое обнаженное тело Своей сестры Нефтиды рядом с телом Осириса и с удивлением ощутила прилив ярости. «Я страдаю, — сказала Себе Исида, — за всех тех, чья жизнь гибнет из-за неправедных совокуплений», — и Она не смогла ощутить никакой злобы против Своего брата, но лишь силу молчания, стоявшего между Ними. Затем Она услышала, как Сет сказал: «Сестра, разрежь Мои путы».

Она кивнула. На Нее снизошла кротость. В свете луны Исида разрезала веревки, связывавшие Сета, и Он медленно поднялся с земли и, глядя на Нее, сделал странный детский жест, как будто хотел засунуть Себе в рот большой палец. От Его пальцев полетели искры, и Она увидела, как возвращается Его сила. Затем Сет помахал Ей рукой и пошел прочь.

Так вот, Исида плохо представляла Себе, что Она сделала. Этим непредвиденным великодушием к Сету Она начала расплачиваться за то, что не принесла жертву, которую предложила Ей Маат. Итак, Она не могла вернуться к Осирису, но бродила в ночи, не заботясь о том, что с Ней может случиться. А наутро, разбуженный нехорошими мыслями о Своей Матери, Хор пересек поле и узнал, что Его дядя сбежал.