Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
Шрифт:
Солнце по-прежнему золотило чешую блесток на поверхности воды. Желтые берега подпирали лазурь небес. Горячий ветер дул ровно и сильно. В недрах парохода машина не прерывала ни на минуту ритмичного своего гула.
Катер приближался, оставляя белый кометный шлейф на водной глади реки. Катер вел штурман Зуфар. Настя-ханум узнала его. Рядом с Зуфаром сидел Петр Кузьмич.
Капитан Непес незаметно появился на палубе, оперся локтями о поручни рядом с Настей-ханум и, щуря глаза, всматривался в приближающийся катер.
Еще один друг рядом, и как плохо, когда ты делаешься врагом другу. И из-за чего? А не воображение ли все это? И стоит ли Джаббар всех волнений и сомнений совести? Все в душе Насти-ханум закричало: "Не смей! Человек был добр к тебе. Человек спас тебя, великодушно поступил с тобой, когда тебе грозило худшее, чем смерть. Человек был добр к твоему сыну, которого он даже не знает. Не смей! Даже если этот человек враг, не смей! Будь и ты тоже великодушной и порядочной. Человек ищет у тебя защиты. Ты дашь ему защиту. Ты поможешь ему".
Настя-ханум вздрогнула. Все в душе ее переполошилось. Капитан Непес сказал такое, чего больше всего сейчас боялась Настя-ханум.
Он сказал:
– Они ищут кого-то.
И потому, что он говорил самым будничным тоном, бесцветным, тусклым голосом, у Насти-ханум внутри все оборвалось. В ее каюте лежит тот, кого ищут. Разве говорил бы капитан Непес так буднично, равнодушно, если бы знал, что на койке лежит в папахе, в мокром халате тот, за кем мчится пограничный катер? И она с ужасом поглядела на капитана Непеса. И капитан снова сказал такое, от чего сердце Насти-ханум упало куда-то в бездну.
– Что с вами, Настя-ханум?
– спросил тем же тусклым голосом туркмен.
– Вы не больны?
– Нет, нет... Вам показалось. Я совсем... совсем здорова.
Капитан Непес не был физиономистом. Иначе он понял бы, что молодая женщина растерянна, что она в смятении.
Но капитан Непес уже схватил "конец", брошенный Петром Кузьмичом, и подтягивал катер к борту.
Петр Кузьмич держался вежливо и даже галантно. Поздоровавшись с капитаном Непесом, откозырнув Насте-ханум, он даже щелкнул каблуками. По его знаку на палубу поднялись два моряка-пограничника в своих щеголеватых матросках с синими воротниками, в бескозырках с лентами и по-хозяйски расположились у борта.
– Всем оставаться на своих местах!
– громко приказал Петр Кузьмич. И снова слабость овладела Настей-ханум, хотя приказ относился к высыпавшим на палубу пассажирам.
– Проверка документов!
– крикнул Петр Кузьмич и тут же тихо добавил, обращаясь к капитану Непесу: - Поставьте своих людей по бортам.
Настя-ханум так волновалась, что даже не попыталась изобразить удивления при виде Петра Кузьмича, который уехал всего лишь вчера вечером.
– Превратности... Сегодня здесь, а завтра там...
– усмехнувшись, сказал Насте-ханум Петр Кузьмич. Он выражался банально: - Служба. Не волнуйтесь. Советовал бы уйти в каюту. Все-таки пограничная полоса...
Слово "каюта" вогнало Настю-ханум в такую краску, что лицо ее сделалось пунцовым. Но Петр Кузьмич ничего не заметил. Женских переживаний он не замечал.
Капитан Непес уже распоряжался среди беспорядочных своих пассажиров, которые с перепугу начали потихонечку галдеть.
– Я... я... н-не могу идти в каюту, - с таким замешательством пролепетала Настя-ханум что даже самый наивный человек должен был заподозрить неладное. Но простые вещи почему-то редко приходят на ум изощренным и проницательным людям.
Петр Кузьмич, втянув всей грудью густой, горячий воздух, вежливо сказал:
– Сочувствую... Страшное пекло. Тогда прошу, станьте вот здесь. В укрытие. Как бы...
Он осторожно отвел Настю-ханум за хлопковые кипы, к тому самому месту, где еще темнело не совсем высохшее пятно.
– Тут как в броневике...
Оставив молодую женщину в полном смятении, он, щелкнув каблуками, пошел к пассажирам. Лишь теперь Настя-ханум сообразила, что ей следовало удивиться и спросить Петра Кузьмича, почему он боится за нее. Ведь она даже не поинтересовалась, чем вызвана проверка документов. Ей казалось, что все ее неловкое поведение выдает ее с головой, и истолковывала странное, как ей казалось, поведение начальника погранзаставы по-своему. "Он все знает", - думала она. Беспомощно она стояла, прислонившись к кипе хлопка, и боялась даже посмотреть, что происходит на палубе.
Она чуть не потеряла сознание, когда Петр Кузьмич в сопровождении капитана Непеса скрылся за дверкой, ведшей в коридорчик с каютами. Ежесекундно она ждала воплей, выстрелов, звуков борьбы. Она зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать. И тут увидела ключ от каюты, висевший у нее на пальце. Тотчас донесся голос Петра Кузьмича:
– Каюта закрыта?
– А, здесь едет ханум, - ответил голос капитана Непеса.
– Пошли дальше!
Настя-ханум ничего больше не слышала, не помнила. Очнулась она от слов Петра Кузьмича:
– Что с вами?
– А что?
– с трудом проговорила она.
На нее пристально смотрел своими васильковыми глазами Петр Кузьмич.
– Извините. Я вам говорю, а вы не слушаете. Извините.
– А что случилось?
– выдавила Настя-ханум из себя наконец вопрос.
– Да так, дела... Один кажется, проскочил... Шакал. Ну, разрешите еще раз пожелать счастливого пути. До свидания.
Он пожал ее безжизненную, холодную руку и побежал к корме парохода. Настя-ханум рванулась за ним. Позвала:
– Петр Кузьмич!
Позвала... конечно, не то слово. В голосе молодой женщины звучало отчаяние...
Но и сейчас Петр Кузьмич понял этот крик по-своему. Он еще раз сделал под козырек, взмахнул рукой и не без картинности спрыгнул в лодку.
– Да, - сказал он вслух, - переживает гражданка.
– Настя-ханум?
– спросил Зуфар.
– Настя-ханум... Шутка ли, оставлять родину. И может быть, насовсем... Ханум... И переименовалась даже. От своего от русского только Настя... осталось... Одно только имечко... Поехали...