Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
Шрифт:
– Секрет небольшой, - заговорил капитан Непес.
– У заставы задержан Тюлеген Поэт. Пробирался на плоту к афганцам. Нашли при нем сто тридцать один царский червонец да фунтов восемь серебра... Теперь ясно?..
– Попался все-таки...
В доме Заккарии Зуфар даже не заметил вчера, что Тюлегена Поэта уже нет. Он исчез, и никто о нем не вспомнил.
– Ладно, - продолжал старый капитан, - помогай сняться с мели. Петр Кузьмич сказал: "Завтра чтобы ты был, дядюшка Непес, в Керкичи... Голову оторву".
Опять Петр Кузьмич... Но дядюшка Непес не пожелал объяснять что-нибудь. Он требовал, чтобы Зуфар-штурман снял пароход с мели и чтобы сделал это Зуфар сейчас же, еще до рассвета. А как он мог сделать, когда сам капитан Непес не знал точно, где они находятся? Река же Аму-Дарья, пожалуй, самая неспокойная из рек земного шара: там, где сегодня надежный, глубокий фарватер, через час и пол-аршина воды не наберется. А там, где еще вчера зеленел тугаем остров, сегодня безбрежная гладь желтой воды, и плыви себе спокойно. Капитан Непес старый, опытный капитан. Он привел пароход к Бурдалыку вслепую, не обращая внимания на тьму и ночь. Верил реке, а река его подвела.
– У нас груз... А на берегу калтаманы. Плохо!
– сказал капитан Непес.
Река катила во тьме свои воды. Река, казалось, течет прямо в черную бездну небес, изливающую на землю прохладу далеких звездных миров. Зуфар, и как чабан и как штурман, разбирался в звездном хозяйстве неба не хуже, чем в колодцах пустыни. Он долго смотрел на Млечный Путь, на Большую Медведицу и на Полярную звезду. Он долго вдыхал в себя ветер, дувший из пустыни и дышавший запахами жженой глины. Горечь и усталость скитаний последних недель исчезли точно дым. Зуфар расправил плечи и вздохнул полной грудью. Он перестал чувствовать себя несчастным, гонимым пленником. Он опять был речным штурманом, самостоятельным, решительным, энергичным, знающим Аму-Дарью, как дворик родного дома в Хазараспе, где его вырастила бабушка. Он поднялся в штурвальную и сказал Непесу:
– Вступаю на вахту... Поднимай пары, капитан!..
Он вглядывался в два-три едва теплившихся где-то в ночи крошечных огонька. Не огоньки - искорки.
– Товарищ капитан, у тебя не бензовоз. Пароход у тебя. Зачем завел ты его в арык мельника Шадмана? Конечно, внуки Шадмана могут пускать свои кораблики здесь. А вот твой пароход никак не поместится.
– Глупости! Откуда взяться здесь мельнику Шадману?
– попытался возмутиться Непес.
Но Зуфар не дал ему говорить.
– Подымай пары, капитан. Буди команду! Тащи шесты! Будем толкать!
– Куда толкать? Кругом мель, - ворчал Непес.
– Немного толкать! Три сажени толкать, а там глубоко. Большой бухарский минарет на дно поставь - верхушки над водой не увидим... Шесты тащите.
Он командовал. Бодро и весело по-штурмански разносился его голос по глади реки. Густо заревел гудок парохода, и эхо его рева отдавалось в тугаях и камышовых плавнях...
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Когда твердокаменный перестанет
быть твердокаменным, и из камней
пустыни потечет вода.
М а н с у р Х и в а л и
Крик перепугал капитана Непеса, и он помянул даже имя аллаха, чего не делал уже давно. Зуфар вскочил и выглянул на палубу, но что разглядишь, когда снаружи "разлиты чернила ночи", как высокопарно и обязательно изрек бы восточный поэт. Перед рассветом бывает особенно темно. И все же, когда глаза привыкли к темноте, Зуфар разглядел прижавшуюся к борту фигуру женщины. Закутанная во что-то вроде шали, она казалась неуклюжим черным кулем.
Женщина не издавала ни звука. Зуфар старался рассмотреть чуть белевшее во тьме лицо женщины. Вода шумела и плескалась за бортом. Пароход уже несколько часов шел полным ходом.
Преодолевая дрожь, вызванную криком, Зуфар неуверенно спросил:
– Кричали? Вы кричали?
Куль зашевелился. Из куля послышался приглушенный стон.
Зуфар осмелел и шагнул вперед:
– Значит, вы кричали?
– Это пассажирка-персиянка, - проговорил вышедший из каюты капитан Непес.
– Она села в Чарджоу.
Он тоже подошел ближе и спросил:
– Зачем кричишь?
– И так как женщина не произнесла ни слова, а только тихо стонала, он в растерянности проговорил: - Нельзя на корабле так кричать. Не полагается.
Понимая всю неуместность своих слов, он снова спросил:
– Тебе кто-нибудь плохо сделал? Что ты молчишь, женщина?
Всхлипывая, вдруг женщина заговорила:
– Вы?.. Вы?.. Про Лизу?..
Капитан Непес и Зуфар не поняли и переминались с ноги на ногу.
Женщина сказала:
– Лиза! Вы говорили про Лизу? Почему вы говорили? Кто вы такой?
– Я... я...
– пробормотал Зуфар.
– Я был там... на колодцах Ляйли.
– Вы тоже видели! Вы сами видели?..
Зуфар говорил с трудом. Много времени прошло с тех пор. Он думал, что время заставит забыть... Но по тому, как сжалось опять сердце, он понял, что не забудет до конца своих дней. Он выдавил из себя:
– Видел.
– Сами?.. Своими глазами?..
– Сам... Своими глазами...
Женщина беззвучно заплакала.
Капитан Непес откашлялся громко. Он что-то хотел сказать, но только потянул за руку Зуфара.
В каюте они посмотрели друг на друга. Старик пожал плечами. Зуфар пробормотал:
– Ну и случай.
– Она не персиянка, - сказал, отвечая на свои мысли, капитан Непес.
– Она знает Лиу?
– И тут же Зуфар поправился: - Она знала ее...
– А ты знал?
– О!..
– только мог сказать Зуфар. И снова замолк.
Только что они сидели и пили чай. Зеленый чай из больших фаянсовых чайников. Каждый из своего чайника, по-туркменски. Зуфар спустился из штурвальной. Плес на этом участке спокойный. Можно вполне довериться рулевому. Пили чай и разговаривали. Зуфар рассказывал про Ашота, про колодцы Ляйли, про Лизу... Рассказывал и от горечи, от ярости на убийц Овеза Гельды повысил голос. Дверь для прохлады оставили открытой. Говорил громко, с надрывом.
И вдруг крик... Рассказ Зуфара, наверно, услышала персиянка. И закричала.