Вечно в пути (Тени пустыни - 2)
Шрифт:
В двадцать первом он, молодой, безусый, но боевой красный командир, отвоевавшись на всех мыслимых и немыслимых фронтах гражданской войны, явился в Наркомат обороны и попросился, как он потом сам рассказывал, в разведчики. Его проверили, ему задавали вопросы и удивились: он знал языки, страны, народы, обычаи. Это был готовый разведчик, но... Ему сказали о его наружности. Он с раздражением ответил: "А Лоуренс? Лоуренс разве похож на араба?"
Еще в пятнадцатом или шестнадцатом Петр Кузьмич, будучи солдатом царской армии, читал впервые о Лоуренсе, о его операциях в Аравийской пустыне против турок. Тогда он слышал только о романтической, так сказать, стороне деятельности Лоуренса... И первое, что он сделал, - с величайшим трудом раздобыл где-то учебник арабского языка Хошаба и "Персидско-французско-русский разговорник" Мирзы Абдуллы Гаффарова. Отсюда все и пошло...
В наркомате ни поразительные знания, ни воинские заслуги, ни горячее стремление Петру
Наружность! Слишком не восточная наружность... Ему предложили идти учиться в Военную академию.
Он не пошел. К сожалению, Петр Кузьмич всеми своими действиями, всей своей биографией не укладывался в рамки положительного героя. Вместо академии он подал рапорт о возвращении в строевую часть. Он не дал себя убедить. Он высказал еретические мысли насчет учебы в академии. Дескать: "Парень и теперь рубля стоит, а коль ему бока намнут - и два дадут". Он сказал еще насчет того, что будет, мол, он еще брюки протирать на парте. Седло больше подходит... Словом, проявил невыдержанность. Им остались недовольны, пригрозили поставить вопрос на партбюро, но в конце концов отпустили...
Бывает в жизни и так: больше всего человек подходит для определенного дела, мучится, мечтает приложить руки к этому делу. Так нет, никак к нему его не подпускают... Петр Кузьмич три года не мог применить своих способностей разведчика на практике. Томился он где-то в Туркестане в военкомате. Днем составлял ведомости, а ночи напролет жил в странах своей мечты, углублялся в дебри восточных языков и в географию Среднего Востока. Он был Пржевальским и Минаевым, Снесаревым и Виткевичем, Юнкером и Стенли, Пашино и Федченко, Козловым и Ливингстоном... только кабинетным. Имей он вдобавок к своему воображению талант литератора, возможно, он сделался бы писателем типа Хаггарда или Густава Эмара. К счастью, он стал пограничником.
Вдруг Петра Кузьмича заметили, отправили на границу и назначили комендантом погранзаставы. Щуку пустили в воду - так про себя сказал Петр Кузьмич.
Смена коменданта погранзаставы - событие не слишком большое. Но на огромном участке, включавшем в себя и пустыни, и горы, и реки и по территории равном среднему западноевропейскому государству, прибытие нового коменданта сразу почувствовали.
Граница вдруг захлопнулась.
И природа местности осталась прежняя, и условия прежние, и бойцы-пограничники те же, и все кто жил в приграничных районах, те же, а граница на всем участке изменилась, оказалась на замке.
Петр Кузьмич никого не цукал, ничего не менял, ничего не реформировал, никого из своих подчиненных не прорабатывал, а только все знал, все видел. Как он это делал - секрет, а секрета своего выдавать он не был намерен.
Пограничная полоса кишела всякими контрабандистами, басмачами бывшими и настоящими, речными пиратами, калтаманами, проходимцами. И вдруг сделалось тихо. Понадобилось - и население сдало ружья и винтовки. Петр Кузьмич созвал почтенных аксакалов и спокойно, без крика предупредил: "Через границу хода нет. Договорились. Все, кто гонял на ту сторону, все вот тут, - он ладонью провел по лбу, - никаких поблажек не ждите. А будете лукавить, так черт задавит". Смешно думать, что старые матерые контрабандисты испугались. Но они вскоре почувствовали, что им приходится плохо. Про нового коменданта складывались легенды. Говорили, что он не ест, не слезает с коня, что он видит в темноте, как барс, что он угадывает мысли людей на расстоянии, что он вездесущ... Конечно, легенды преувеличивали, как всегда, но через месяц во всей погранзоне не было человека, про которого бы Петр Кузьмич не знал, чем он дышит, чем живет.
Он все знал. Он знал все, что делается по ту сторону границы: когда прибыл корнейль - начальник сарбазов (пограничников) - и когда убыл, знал, что корнейль амануллист, знал, что в такой-то пункт прибыло двести солдат под командой нифтона - капитана из таджиков, знал, что к берегу выйдут через два дня пятьдесят сабель с офицером из пуштунов. Все знал. Сколько в этом "все" ответственности! Но осведомленность Петра Кузьмича выходила за пределы обычного понимания смысла и всяких возможностей.
В частности, Петр Кузьмич, например, знал, что два крупных нарушителя, перешедшие персидскую границу на чужом участке, к югу от Серахса, переправились спустя месяц через Аму-Дарью у Хаурбе и отдыхают сейчас у бывшего деятеля младобухарцев джадида Заккарии Хасана Юрды Давлятманда в его летнем саду в Бурдалыке. Петр Кузьмич знал даже больше того. Он знал, где и когда нарушители останавливались в песках, какое воззвание читали калтаманы на колодцах Джаарджик, и что один из нарушителей избран сардаром всей армии ислама, и что армия в ту же ночь разбежалась, и у чьей юрты нарушители вышли в приамударьинскую базисную полосу. И вовсе не потому, что Петр Кузьмич был Шерлоком Холмсом. Он терпеть не мог шерлокхолмсовщину и остерегался как огня шпиономании. Но на большой карте Петр Кузьмич очень точно отмечал малейшее передвижение на приграничной территории каждого подозрительного, и не только на советской стороне, но и по ту сторону границы.
Контрабандисты испытывали священный трепет при имени Уруса. Они с ужасом шептали, что весь участок границы для контрабанды закрыт, потому что, даже если и сумеешь через границу перейти, все равно тебя в двух-трех переходах от нее заберут в пустыне, и... товар пропал. С приходом Петра Кузьмича на заставу нарушители рисковали прорываться через границу только с боем, ценою большой крови... А контрабандист не очень-то охотно рискует головой.
Такие пограничные стычки Петр Кузьмич называл "звонком". А какая же это диверсия, если вокруг нее звон. И Петр Кузьмич после каждого такого звонка мог скрупулезно точно следить, что произойдет дальше.
При переходе через границу последних двух нарушителей из Персии, ныне отдыхавших у старого джадида в Бурдалыке, звонка не было. Но вскоре они все же "назвонили" на железной дороге у станции Иолотань и на переправе через Мургаб. Они не дрались, не стреляли. Значит, они важные птицы. Петр Кузьмич предоставил им все удовольствия путешествия под палящим солнцем, по песку, безводью. Забирать их не стоило. Следовало выяснить, куда они пойдут, к кому.
Бурдалыкский младобухарец Хасан Юрды жил до сих пор смирно, тихо. В период бухарской революции двадцатого года держал себя "революционером". Впрочем, Петр Кузьмич знал, например, такую подробность: Хасан Юрды еще в двенадцатом году принимал участие в создании ежедневной газеты "Священная Бухара" и лично испросил у бухарского кушбеги - первого министра - приказ, повелевавший жителям ханства под страхом наказания подписываться на эту газету. С эмиром у Хасана Юрды, очевидно, были отношения не слишком враждебные, в восстании бухарцев 1918 года участия он не принимал. Сотрудничал Хасан Юрды и в очень правоверном оренбургском журнале "Дину маашрет", стоявшем на стезе проповеди ислама, собирал деньги на постройку соборной мечети в Самарканде, призывал в одной статье царское правительство запретить перевод корана на татарский язык, дабы не раскрывать тайн и премудрости ислама. Но после семнадцатого года против советской власти как будто не выступал. Колхоз не ругал. С басмачами и калтаманами как будто не путался. Жил себе тихо в своем саду в Бурдалыке. Такие, по крайней мере, сведения поступили на запрос Петра Кузьмича из Чарджоу. Что же понадобилось гостям из Персии у бурдалыкского "революционера"?
А вести шли отовсюду неутешительные. Граница - ниточка. Долго ли ее порвать? Ниточка трепетала и извивалась, рвалась. Банды с боем прорывались через границу. Калтаманы наглели. Помуполномоченного Мусагитов поехал в аул изымать оружие у контрабандистов. Около дома его внезапно стянули с коня и убили тремя выстрелами. Погиб хороший командир. Убийца оказался контрабандистом Хурамом Рахмат Али. Он захватил наган и на лошади Мусагитова переплыл Аму. Недавно на переправе пограничники обнаружили плот с нарушителями и обстреляли его. Но нарушители попрыгали в воду. Нескольких выловили. Один из них назвался Энгбрехтом Петром Самуиловичем, из немцев Поволжья. Перевозчик Байшариф Араб, переправлявший нарушителей, убит. Кто он был - друг или враг? Байшариф был с виду такой приятный, доверчивый, добродушный. Скверно. По всем данным, генгуб Герата Абдуррахим друг Советов. Он, судя по сводкам, приказал распустить банды Керим-хана и Джунаида. Но он пальцем о палец не ударит, когда дело касается налетов банд на советские аулы. Известный калтаман Машад Али пришел из-за границы и захватил в ауле Карабаба сто семь верблюдов и двадцать лошадей. Сам страшный Сеид Батур после съезда калтаманов на колодцах Джаарджик напал с пятнадцатью всадниками на совхоз и угнал сто двадцать телят. У станции Комарово калтаманы отбили у колхозников две с половиной тысячи баранов... Могут сказать: воюют по мелочам. Но и комариные укусы раздражают. Колхозные животноводы нервничают, не могут спокойно жить. Да о каком спокойствии можно говорить! По Таджикистану мечется Ибрагим-бек со своей волчьей стаей басмачей. Есть сведения, что его разъезды видели под Байсуном и Гузаром. У Петра Кузьмича появилось неприятное ощущение в спине. Байсун и Гузар - это же тылы его погранкомендатуры. И около Бухары, и около Каршеи появились банды. Грабят колхозы, убивают активистов. Вся граница Туркестана в огне. С иомудами у Каспия идет настоящая война. В Киргизии кулацкие выступления. В Южную Киргизию из Китая снова пробрались курбаши Турдыгалиев и Абдулла Понсат. Старые знакомые. В двадцать первом Петр Кузьмич их гонял по долине Алая. И сейчас около Иркештама - знакомые места - зарезали пять милиционеров, убили пулеметчика. Да, империалисты затеяли большую игру. Поход против колхозов. Хотят сорвать борьбу за хлопковую независимость... События принимали серьезный оборот... Но Петр Кузьмич был молод, а молодости свойственно и в смертельной опасности находить удовольствие. Он порой даже бравировал жизнью, но сейчас он понимал, что жизнь принадлежит не только ему. Он сдерживал свое лихачество. Прежде всего граница, ответственность за границу. Он закрыл свой участок границы на замок. Он должен все сделать, чтобы соседние участки были тоже закрыты.