Вечно влюбленные
Шрифт:
Николаc прервал поцелуй, оттолкнув ее от себя. С мрачным, гневным лицом он воззрился на нее сверху вниз.
– Как ты это делаешь?
– грубо спросил он. Глаза его сверкали желанием.
– Я не собирался целовать тебя, не собирался опрокидывать тебя на этот проклятый стол и прижиматься к твоим обворожительным бедрам! Но стоит мне всего лишь раз посмотреть на тебя, и я уже безумно этого хочу! Кто же ты? Ведьма?
Все еще потрясенная всепоглощающими эмоциями, которые он так легко в ней пробудил. Тесc дрожала, отчаянно пытаясь вернуться в нормальное состояние. Николаc не правильно понял ее
– Дорогая моя, я не хотел тебя пугать. Я понимаю, что не даю тебе никакого выбора, но я же не чудовище. Не надо меня бояться.
Никогда не бойся меня!
– Он невесело улыбнулся.
– Даже если я буду несдержан. А я думаю, что часто буду, когда дело касается тебя.
Он осторожно уложил ее на диван, присел на краешек и взял ее ладонь в свою руку. Запечатлев на пальцах девушки легкий поцелуй, Николаc сказал:
– Я понимаю, что плохо вел себя... Я и раньше делал немало опрометчивых поступков, но никогда в жизни никого не похищал. Будь я проклят навеки, но я нимало не сожалею об этом! Я не причиню тебе вреда. И хотя я, как мне кажется, не способен держаться от тебя на расстоянии, ты не должна бояться, что я возьму тебя силой.
Тесc глядела на него широко раскрытыми фиалковыми глазами; в груди слегка покалывало. Он был так красив, так странно ей дорог. Он смотрел на нее с заботой и нежностью: черная прядь упала ему на брови. "Это несправедливо, - думала Тесc, - мне надо бы ненавидеть его, но он лишь коснулся меня, и я, к своему стыду, совершенно растаяла в его руках. Мне было бы легче, если бы он со мной обращался грубо".
Она глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание, и тихонько выпростала руку.
– Значит, если я скажу, что не хочу стать вашей любовницей, вы меня отпустите?
– Словно проверяя, насколько справедливы его слова, спросила она.
Николаc сморщился. Вид у него был сконфуженный.
– Не совсем так, - нехотя признался он.
Глаза Тесc предостерегающе засверкали.
– В таком случае что именно вы имеете в виду?
Николаc нежно погладил ее щеку и, глядя ей прямо в глаза, произнес:
– Я имею в виду, что не стану силой заставлять тебя, но все же оставляю за собой право оберегать тебя.
– Вы больше не станете заниматься со мной любовью?
– недоверчиво выпалила Тесc, встревоженная и смущенная чувством разочарования, пронзившим ее.
Чувственно скривив нижнюю полную губу, Николаc хрипло ответил:
– Я этого не говорил. Я просто сказал, что не стану принуждать тебя. И вполне уверен в том, что способен сделать так, чтобы ты стала ждать.., даже желать моей любви.
– В самом деле?
– холодно и сердито спросила Тесc. Она отодвинулась от него и села. На щеках у нее разгорелся румянец.
Николаc, внимательно следя за ней черными глазами, медленно кивнул:
– Да. Ночь, что мы провели в "Черной свинье", и этот наш поцелуй лишь подтверждают мою уверенность. Ты можешь делать вид, что не хочешь меня, можешь говорить, что не хочешь, но ты забываешь, что я вкусил твои прелести. И прекрасно помню, как страстно и с каким желанием ты отдалась мне всего лишь ночь назад.
–
– пылко ответила она.
– Я была измучена, в смятении, а вы воспользовались этим!
Вы знали, что делали!
На скулах у него дернулись желваки.
– Может, мне доказать, насколько лживы твои слова?
– спросил он. Сейчас ты не устала, и я очень сомневаюсь, что ты в это время дня пила бренди.
– Это здесь ни при чем!
– в отчаянии бросила она. Опасение, что стоит ему только коснуться ее, и она забудет все разумные доводы, было ей крайне неприятно.
– Неужели?
– мрачно ответил он, протягивая к ней руки и сжимая ее плечи. Тесc попыталась уклониться, но он посадил ее к себе на колени и, не обращая внимания на кулачки, которые Тесc выставила перед собой, прижал ее к своей широкой груди.
Девушка догадывалась, что он очень зол - ее слова задели его гордость, мужское достоинство. Она сжалась и приготовилась сопротивляться изо всех сил, однако, к своему изумлению и отчаянию, почувствовала, что поцелуй его нежен. Николаc намеренно вызывал в ней ответное желание. Она сдерживалась, как могла, но прикосновение его губ было таким дразнящим и трепетным... Чувства словно взорвались в ней, в груди защемило, и она страстно откликнулась на его ласку всем своим непокорным телом.
Николаc не торопил события, просто держал ее в объятиях, целовал, слегка покусывал крепко сомкнутые губы. Руки ласкали спину и шею Тесc. Она чувствовала, как слабеет, как напряженность покидает ее, и поняла, что прижимается к нему, а губы сами тянутся к его рту. Она почти не замечала, что он касается ее грудей, но когда он взял их в ладони, у Тесc вырвался приглушенный стон. Она оказалась всецело в его власти.
Николаc поднял голову.
– Поможет ли то, - глухо сказал он, - если я признаюсь, что не владею собой, когда дело касается тебя, что стоит мне только дотронуться до тебя, и я теряю способность думать о чем-либо ином, кроме твоих прелестей, удовольствия, которое я испытаю, глубоко погрузившись в твое тело, о твоих радостных страстных криках?
Тесc ничего не ответила, но он, видимо, прочитал в ее лице некое понятное ему выражение. Не говоря больше ни слова, Николаc подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице. Он поднимался, а Тесc не делала ни малейших попыток вырваться от него. Мысли ее были туманны и смутны; желание, жгучее и неумолимое, билось в жилах.
Не колеблясь, Николаc толкнул ногой двери ее комнаты и закрыл их за собой плечом. Только тогда он отпустил ее; изящная фигурка девушки соскользнула на пол. Как только ноги Тесc коснулись пола, Николаc крепко прижал ее к себе и отыскал губами ее рот.
Это был уже не нежный поцелуй, но ласка разгоряченного мужчины, требовательная, настойчивая. Тесc не сопротивлялась: она разомкнула губы и впустила его жаркий язык, обвивая руками его шею, с вожделением прижимаясь к его твердой плоти.
Когда Николаc наконец поднял голову, они оба тяжело дышали, и Тесc поняла, что ее глаза сверкают такой же темной страстью, какую она прочитала в его глазах, что ее щеки горят так же, как его, что оба объяты одинаковым безумным желанием. Она хотела его - и это было одновременно так понятно и так сложно...