Вечное Солнце Припяти
Шрифт:
Волков закрывает скрипучую дверь. Я морщусь от противного звука, который заглушает уханье загнанного сердца. Понимаю, что не могу отчётливо мыслить. Виски, такое ощущение, сейчас взорвутся… На языке горечь.
Жадно втягиваю морозный воздух — стараюсь восстановить сбившееся дыхание. Холода не чувствую. Ещё бы, за какие-то четыре часа мы отмахали приблизительно двадцать километров! Для Волкова и подобных ему — это может и плёвое дело! Только не для меня.
Ноги просто гудят — стараюсь не думать о мозолях. На плечах и вовсе не осталось живого места.
Волков отходит от двери. Светит мне в лицо. Я морщусь, заслоняю глаза трясущейся ладонью. Попутно смотрю на часы: 20:07. Зачем-то произношу вслух…
Волков опускает фонарь. Говорит, что малость заплутал — рассчитывал выйти на село к семи вечера…
Действительно, немного…
Волков из солидарности справляется о моём самочувствии. Замечает, что предупреждал о возможных осложнениях, поджидающих на пути в это время года… Конечно, можно было бы переночевать у Полищуков — он поначалу так и хотел. Однако в виду обострившегося туберкулёза бабки Анюты, лучше лишний раз не рисковать.
Я лишь отмахиваюсь. Какая теперь разница!
Волков скидывает вещмешок. Ведёт плечами. Спешно сооружает некое подобие мангала или печки. По сути, это огрызок вентиляционной шахты, вырванной из стены и оборудованной под примитивную «буржуйку». Отчётливо видны следы копоти — село явно пользуется популярностью в среде местных сталкеров.
Волков водружает трубу на металлический лист в центре ангара. Спешно светит по углам. Натыкается на доски и солому… Кое-как передвигает шаткую конструкцию в их направлении.
Без сомнений, тут перевалочный пункт.
Волков заметно успокаивается. Похоже, он не был особо уверен в наличии топлива для костра… Надо признать, с его стороны, это непозволительная беспечность, которая могла обойтись нам очень дорого.
Стараюсь не выдать собственных эмоций. Понимаю, что просто устал. Оттого цепляюсь за всё подряд, как малый ребёнок, что никак не угомонится под вечер.
Далее разводим костёр. Точнее это делает Волков. Я в состоянии лишь охать и потирать ноющие стопы. Молча ужинаем. Расстилаем плащ-палатки и спешно залезаем в спальные мешки… Надо сказать вовремя — из-за закрытой двери приползает чувство холода… Огонь ему не помеха.
Я пытаюсь ещё раз восстановить в голове события сегодняшнего дня, но не успеваю даже выйти на крыльцо в доме Василия…
К утру чувство холода только усиливается. Становится непереносимым.
Я открываю глаза и начинаю ерзать ногами. В стопах холод, пальцев не чувствую. Не понимаю, почему не проснулся раньше. Доказано, что при малейшем ощущении холода, организм незамедлительно просыпается, так же как и не засыпает, пока не придёт тепло… Пресловутый сон от переохлаждения и последующая смерть — это уже завершающая стадия обморожения. Есть правда одно «но»… Пресловутый отягощающий фактор… Организм устаёт настолько, что нервная система просто не в состоянии предупредить «перегруженный» мозг о надвигающейся опасности…
Именно так и умирают от переохлаждения… когда совсем не остаётся сил… Точнее не умирают, а засыпают.
Какое-то время лежу, пытаясь вспомнить, где я и что именно забыл в этом месте… Получается с трудом — гудит голова.
Ну да, «Зона».
Сажусь. Смотрю на открытую дверь. Затем на часы — 9:18. Оглядываюсь. Стены — из красного кирпича, над головой — треугольная крыша. По бетонному полу раскидан всяческий хлам… Широкие доски, куски металла, всё тот же красный кирпич, обрушившийся с крыши и стен. Всё покинуто и разгромлено. У дальней стены — деревянные решётки, сложенные друг на друга, — по-видимому, дрова. Подо мной — прелая солома. Странно, но ничем не пахнет…
Волкова нигде нет. Его спальник валяется рядом пустой.
Спешно поднимаюсь. Стараюсь игнорировать ломоту во всём теле. Какое-то время просто пляшу на месте, обхватив ладонями локти… Тепла как не было, так и нет. Только сейчас замечаю, что огонь в самодельной «буржуйке» погас. Машинально склоняюсь, пытаюсь наощупь определить, как давно… Металлическая поверхность довольно тёплая… Рядом остывает распечатанная перловка.
Видимо Волкова что-то отвлекло…
Что тут может отвлечь? Или кто?.. Может мы не единственные, кому не сидится дома в такую погоду?..
Вроде бы и не сезон Чернобыльской навигации.
Чувствую, как стремительно нарастает тревога. Быстро отхожу от «буржуйки». Направляюсь к выходу. Попутно, поднимаю с пола доску, что побольше. Понятия не имею, кого собираюсь ею отгонять… Но с ней всё же не так тревожно… Точнее страшно.
Выхожу наружу.
Под ногами аппетитно хрустит иней. Морозец никуда не делся. Хотя явно идёт на убыль — отдельные участки земли, припорошённые замёрзшими кристаллами, набухли и потемнели. Над горизонтом розовеет заспанное солнышко.
Я оглядываюсь… Слева — куча покорёженного металла. Справа — столбики больше несуществующего ограждения. По курсу, чуть правее, ржавеют остатки фургона на колёсах. Последних попросту нет — махина буквально вросла в грунт. На её крыше застыл Волков. Смотрит в бинокль куда-то на юго-запад. На что именно, не понять — мне не видно из-за ангара. Чуть левее фургона сгрудились длинные одноэтажные постройки, с треугольными крышами… Не то склады, не то гаражи, не то ещё что. За ними «напыжились» отдельные деревца… Кажется, тополя. Я не уверен, но издалека очень похожи…
Стараюсь поскорее избавиться от своего орудия. Понимаю, что с ним выгляжу комично…
Волков отрывается от своего занятия, опускает бинокль. Завидев меня, тут же машет рукой… Я машу в ответ. Попутно чувствую, как начинает ломить пальцы ног. Это хорошо — отходят. Начинается извечное противостояние: я — мозоли.
Волков спешно спускается с фургона. Подходит.
— Замёрз?
Киваю. Снова начинаю приплясывать.
— Побегай лучше… Это моя вина. Что-то позабыл совсем про костёр — привык один ходить… Ты уж не обессудь.