Вечность Эллы и Миши
Шрифт:
Он не ответил, а мы с Лилой забираемся в машину, которая обдает наши лица теплом. На самом деле, мне нет большой разницы, ответит ли мне Блейк. Он был хорошим другом, но на этом все. Мои мысли возвращаются к гораздо более серьезной проблеме: когда я встречу Мишу и скажу, что все кончено.
Миша
Что-то мокрое ударяет мне в лицо, и я подскакиваю с поднятым кулаком.
— Успокойся, черт возьми, — Итан стоит надо мной с чашкой в
Я вытираю лицо рукавом рубашки.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Он ставит чашку на комод.
— Ну, ты спал почти четырнадцать часов так, что я решил проверить живой ли ты ещё.
Сжимаю свою пульсирующую голову, я проверяю время на часах, висящих на стене рядом с окном. Это ранее утро и за окном порхает снег.
— Что случилось? — я свешиваю ноги с края кровати, собираясь встать, но горький вкус в горле заставляет меня лечь обратно.
— Ну, ты выпил почти весь алкоголь в доме, — говорит Итан, скрещивая руки. — И потом ты разрушил отношения почти со всеми, кого знаешь, кроме меня, но это, потому что мне плевать.
Я провожу по волосам и переворачиваюсь.
— Что насчет Эллы?
— Это, наверное, хуже всего, — он возится с моим будильником на тумбочке, прокручивая ручку назад.
Я поворачиваюсь.
— Почему? Что я сказал?
Он делает воздушные кавычки и говорит:
— «Я устал от твоих чертовых игр разума и проблем».
Я провожу рукой по лицу, когда качаю головой.
— Черт возьми. О чем я думал… Черт бы меня побрал! — я ударяю спинку кровати и морщусь, когда хрустят костяшки.
Он пристраивает будильник рядом с лампой.
— Ты был пьян, из-за этого началась ссора. Элла не хочет, чтобы ты пил так много, и я должен согласиться с ней. Да, мы все пьем, но такое впечатление, что это как защитный механизм для тебя, в отличие от нас. На самом деле, ты делаешь это часто последнее время.
Я смотрю на него из-под руки.
— Чувак, какую хрень ты читал? Ты звучишь как психиатр.
Он разворачивается к двери с улыбкой.
— Как убрать пьяные ошибки твоего лучшего друга. А сейчас вытаскивай свою задницу с кровати, чтобы ты мог пойти уладить вещи с Эллой до того, как она опять сбежит.
Я сбрасываю с себя одеяло и качаюсь со стороны в сторону, когда встаю.
— Она убежала… Её нет?
—Успокойся, — Итан закатывает глаза. — После того как ты наорал на неё, она добежала до конца улицы, но вернулась. Она ночевала с Лилой прошлой ночью. Думаю, у неё нет ключа от своего дома, что странно.
— Это не странно, — я указываю ему выйти, когда достаю из комода чистые джинсы. — Её брат и отец мудаки.
Кивая, он выходит с комнаты и закрывает дверь. У меня болит живот, а голова готова взорваться, но большая часть боли ощущается в сердце. Я был единственным в жизни Эллы, кто никогда не делал ничего, чтобы намерено обидеть её, но теперь я не был тем человеком.
* * *
— Она не берет
Дорожка старая, коричневая и с дырками, а стены этого противного оттенка зеленого, что напоминает рвоту.
— Что если она сбежала снова?
— Чувак, успокойся, — Итан открывает пачку сыра и садится обратно на кожаный диван, у которого нет подлокотника. — Я писал Лиле, и она говорит, что они просто вышли перекусить.
Потирая лоб, я шлепаюсь в кресло и сбиваю пустую бутылку газировки, чтобы поставить ноги на столик.
— Господи, почему в наших отношениях постоянно эти перепады?
Итан отрывает полоску сыра и закатывает глаза.
— Потому что у вас обоих проблемы, к тому же вы не хотите говорить о них друг с другом, чтобы уберечь один другого от боли.
Я краду горсть конфет с тарелки, которую мама выставила на кофейный столик.
— И опять, что ты читал? Потому что ты сегодня, правда, в ударе.
Он срывает обертку и бросает её на стол.
— Просто я рядом с вами целую вечность и у меня есть глаза. Плюс, моя мама ведет себя подобным образом с моим отцом. Она позволяет ему выходить сухим из воды лишь потому, что боится противостояния.
— Это то, что мы делаем? — я обдумываю это.
Его глаза расширяются в насмешке.
— Гм, да. Это то, что вы делаете с детства, — он поднимается, стряхивая крошки с джинсов. — Может если бы вы были абсолютно честны друг с другом хоть раз – вы были бы в порядке. Мне нужно идти. Моя мама хочет, чтобы я купил чертову ветчину на обед, — доставая ключи из кармана, он уходит к задней двери. — Ради Бога, это канун рождества. Я не знаю, как она думает, я собираюсь найти её.
— Ты мудрый мужчина, Итан, — выкрикиваю я, зная, что сейчас вызову немного раздражения у него и у себя, но слова должны быть сказаны. — Спасибо, что разъяснил все мне.
— Не считай меня странным, потому что я сказал, что думаю, — он выходит наружу, и дверь закрывается.
Я беспокойно переключаю каналы, пока не открывается задняя дверь. Моя мама и Томас заходят внутрь.
— Привет, парень, как дела? — он кивает мне головой, пока садится на диван. На нем свободные штаны, коричневые рабочие сапоги и белая футболка с пятном. — Ты смотришь игру?
Я бросаю пульт на стол.
— Я выгляжу как кто-то, кто смотрел бы игру?
Он смотрит на татуировку на моей руке, пирсинг в губе и мою черную футболку и джинсы.
— Ммм… я не знаю.
Заставляя себя не закатывать глаза, я встаю с дивана и встречаюсь с мамой на кухне.
— Хорошо, я не понимаю этого.
Она выгружает продукты с пакета в холодильник и бросает на меня взгляд через дверь холодильника.
— Что ты не понимаешь?
Я указываю большим пальцем над своим плечом на гостиную, где Томас переключает каналы.
— Он похож на идиота.
— Он действительно хороший, Миша, — она шарит в пакете и достает от туда несколько банок тыквы. — И он делает меня счастливой.