Шрифт:
Пролог
Сначала она улыбалась. Улыбка была русалочья, зазывная, обещающая много всего и сразу. Потом она смеялась, запрокидывая голову, чтобы видно было нежное белое горло, и тогда ее манящий взгляд нарочито мимо цели уходил в потолок, а ухоженные медные волосы волновались, скользя по обнаженной спине.
Дурочка. Она думала, что соблазняет его!
Она сама сбросила платье, и без того немногое закрывавшее, и даже помогла раздеться ему, не скрывая нетерпения и жадности. Его это позабавило. Можно было подумать, что деньги заплатят ей, а не ему!
Разумеется,
Её последнего вздоха.
Конечно, потом она пыталась вырваться из объятий, в которые так стремилась попасть, но он держал ее крепко. Он умело сдерживался, а она уже изнемогала и была слаба. Вес его тела втиснул ее в упругий матрас, так что она и вздохнуть не могла, только широко раскинутые ноги судорожно дергались. А ее руки они прижал к изголовью кровати так крепко, что резные деревянные завитки запросто могли сломать ей пальцы. Хотя вряд ли она это почувствовала – волны мощного оргазма, сделавшегося непрерывным, гасили боль в изувеченных кистях много лучше, чем онемевшие запястья.
Он не заметил, как биение пульса под его пальцами иссякло, только почувствовал, как она в последний раз конвульсивно выгнулась, сумев его приподнять, но и в этот момент не отвел жадного взгляда от ее лица. Хорошая девочка! Она сразу послушалась, когда он велел ей смотреть ему в глаза, и не опустила веки, даже умирая.
Она была дурочкой, но глаза у нее были красивые. А когда она умерла, они сделались просто прекрасны – чистые, ясные, без тени мысли, и невероятно большие в сверкающих линзах слёз.
Он сдерживался так долго, что финишировал бурно, в умопомрачении, с низким горловым рычанием, которым уже некого было напугать, и в изнеможении рухнул на нее так тяжко, что опухшие от поцелуев мертвые губы разомкнулись, пропуская короткий хрип. Совершенно машинально, забыв о том, что ей уже ничто не повредит, он перекатился на бок, почувствовал укол в подреберье и, холодея, мгновенно пришел в себя. Дернул шнурок, вытягивая застрявший между двумя телами кулон, взглянул на него – и лишь тогда ужаснулся.
Лунный камень, похожий на маленькое веретено, остался холодным, и света в нем не прибавилось.
– Я покойник, – прошептал он, стиснув безжизненный камень в кулаке. – Ты! Дура! Это всё ты!
Кулак без размаха, но с яростью ударил в изящную скулу, прикрытую слипшимися от пота и слез рыжими волосами. Ее голова мотнулась, пустой взгляд незрячих глаз чиркнул по потолку и вниз по стене, не пролитые слёзы капнули на пол.
– Я покойник, – в отчаянии повторил он.
Хорошая девочка. Она не злорадствовала. При жизни она была дурочкой, но не злой. Такие не становятся ночными призраками, жаждущими мести.
Он мог бы спать спокойно, если бы не знал, что тоже не доживет до утра.
Глава 1
– Бли-и-н!
Я стукнула кулаком по столу, словно желая в соответствии со сказанным разогнать круги-блины по зеркальной поверхности лакированного дерева.
– Что, донна Анна, не вспомнилось? – без промедления отозвался из приёмной мой помощник. – А я говорил!
Сочувствия в голосе Санчо было заметно меньше, чем злорадства. Он действительно уже не раз говорил, что девичья память коротка, так что мне следовало бы не запоминать пароли, а записывать их, для пущей сохранности попутно сообщая их верному помощнику.
Это не было проявлением мужского шовинизма: Санчо за равноправие. Просто он давно уже мечтает узнать шифр от сейфа, в котором я храню аккуратно распечатанную переписку с Яреком Грушевским. Это очень личные послания, но, зная творческую манеру Ярека, я не сомневаюсь, что однажды увижу более или менее отредактированную версию нашей с ним переписки в твердом переплете со знакомым фото на задней обложке. Впрочем, еще вопрос, кто первым пустит в ход эти секретные материалы – Ярек или я сама. У нас, писателей, своеобразное представление о том, как надо сохранять на века жгучие тайны!
А Санчо, прекрасно понимающий, что одни и те же цитаты в моей подаче будут выглядеть совсем иначе, чем у Ярека, не хочет дожидаться никакой публикации и жаждет загодя беспристрастно изучить документы.
– Пожалуй, ты слишком разбаловала помощника, позволив ему совать свой идеальный греческий нос в твою несовершенную личную жизнь! – попенял мне мой внутренний голос.
Однако сегодняшний день подтвердил огорчительную правоту Санчо. Среди паролей, которые я записала-таки в смартфон, нужного не оказалось! В соответствующем файле нашлись волшебные заклинания для блога, сайта, двух скайп-логинов, трёх личных страничек разных социальных сетей, четырех кредиток и пластиковой карточки авиакомпании, поощряющей меня бонусами как часто летающего пассажира. Там же обнаружились полезные комбинации кнопок для оптимальных режимов работы стиральной машины и микроволновки, а также последовательность команд, позволяющая мне, выдающемуся техническому бездарю, в редкие часы досуга кое-как управляться с шестью сотнями каналов спутникового телевидения.
Я тихо, но прочувствованно выругалась.
Сообразительный Санчо понял, что в воздухе запахло грозой, и счёл правильным резко увеличить дозу сочувствия к тупице-начальнице:
– Неужели нету? А ну, я посмотрю!
– Смотри!
Я легко отдала помощнику свой смартфон. Шифра от сейфа с любовной лирикой Ярека Грушевского там тоже не было.
– А вот это не оно? – Санчо постучал сверкающим полированным ногтем по экрану моего карманного компьютера. – 05кап+1я…
– Где, покажи?!
Вообще-то это было совсем не то, что я искала, но нечто по-своему замечательное и тоже в некотором роде таинственное: бабушкин фирменный рецепт пирогов. Значит, для начинки надо взять пол-кочана капусты и одно яйцо…
– Гм! – с намеком кашлянул мой внутренний голос, и я вспомнила, что мне сейчас не о пирогах надо думать.
Надо было восстанавливать напрочь утерянный пароль к «Одноклассникам».
–Ну, и ничего страшного! Ты ведь знаешь, что это очень просто, – успокоил меня Санчо и быстренько ретировался в приемную.