Вечнозеленое поле жизни
Шрифт:
– Валь, если предложит кофе чашечку, значит, считай, что тебя в отставку. Уж я-то знаю.
Пришел я к Константину Ивановичу, он просит помощника:
– Валер, сделай кофе. Валь, будешь кофе?
Я вздохнул и вспомнил недавнюю встречу у Валентины Ивановны Федотовой. Собирались друзья. Из Донецка прилетел хороший знакомый Григория Ивановича Николай Мамай, Герой Социалистического Труда, шахтер. У него почин был вроде стахановского. «Локомотив» играл плохо, и он все сманивал меня в Донецк.
Говорил: «Я тебя зачислю в свою шахту, будешь получать пять тысяч. Туда тебя
– Спасибо, Константин Иванович, я кофе уже дома напился.
– Знаешь что, я хочу сделать тебе предложение. Ты окончил школу тренеров, получил диплом. Тебе уже пора заканчивать. Я хочу тебя сделать главным тренером школы. Есть место.
– Ну что ж, спасибо, когда оформляться?
Было мне тридцать два года. Тяжело это все, когда в расцвете сил знаешь, что уже никогда не будешь играть. Построил Константин Иванович команду, пожелал успеха, подарили мне футбольный мяч. Собрал дома основной состав и старых друзей. А потом не спал всю ночь. Все, говорю, Зоя, моя футбольная карьера закончилась. Одна часть жизни, спортивная прошла. Она:
– Да ничего, будешь за ветеранов играть.
Блестящая перспектива в тридцать с небольшим. Делать нечего, всему приходит конец.
10. Охранник с собакой
Бесков в «Локомотиве» долго не задержался, всего полгода. Не знаю, что уж там случилось, но уверен, что во всем виноват его характер. Потому что Константин Иванович начал создавать приличную команду. Взял из ФШМ семнадцатилетнего Мишу Гершковича, а в партнеры ему по атаке Володю Козлова из ЦСКА. Помощником у Константина Ивановича был верный соратник и прекрасный специалист Адамас Голодец. Бесков искал оптимальный состав, тасовал. А потом проиграл несколько матчей подряд, и его сняли. Смешно даже предположить, что сняли за поражения, мы и так последние годы балансировали на грани первой лиги, так что руководству было не до жиру. Будь тогда рядом Старостин, глядишь, все и обошлось бы, и «Локомотив» через год-другой сверкнул бы. Но начальником команды работал очень мягкий человек Владимир Сучков, которого у нас прозвали Максимом Горьким, потому что на установках, на разборах он старательно записывал все, что скажет Константин Иванович. Таким непререкаемым авторитетом, как Николай Петрович Старостин, Сучков не обладал.
Короче говоря, в июле 1966 года вызывает меня Борис Павлович Бещев и заявляет:
– Валентин, Константин Иванович уходит от нас, я посоветовался, и мы тебя назначаем старшим тренером. Поскольку опыта у тебя нет, договорились, чтобы в течение месяца тебя консультировал Гавриил Дмитриевич Качалин.
Я к Качалину. Он мне:
– Готовься, завтра у тебя первая тренировка, покажешь конспект.
Все это так неожиданно получилось. Вроде и школу тренеров прошел, и вообще, я еще игроком всегда старался анализировать действия тренеров. Думал, как бы я поступил на их месте. Даже, каюсь, мысленно обвинял Аркадьева в непонимании состояния футболистов. Бывало, каждая клеточка тела стремится к отдыху, снятию напряжения, а он нас «расслабляет» рваным кроссом. Не то чтобы хотелось меньше тренироваться, просто человек не робот. И никто лучше самого игрока не чувствует момента, когда ему действительно необходима пауза. К сожалению, в командных видах спорта учесть индивидуальные пожелания практически невозможно. Тем не менее я был уверен, что, став тренером, что-что, а уж степень необходимой нагрузки буду определять тоньше, чем мои учителя. Этакий «слуга царю, отец солдатам».
В этой связи с большим удовольствием и даже смехом вспоминаю бессонную ночь перед первой тренировкой. Это был второй день после игры, день после восстановительных мероприятий, бани, массажа, отдыха. В такой день в принципе не следует давать большие нагрузки, а надо провести легкую тренировку, так сказать, втянуться. Я так и составил конспект: интересная, веселая разминка и двусторонка без заданий. Но тут меня взяли сомнения. Аркадьев и Качалин не всегда так поступали. А если и предлагали поиграть в свое удовольствие, то, учитывая их огромный авторитет, нами это воспринималось, как глубоко продуманный шаг, своеобразный подарок. Вот, думаю, начну я сейчас с легкой тренировки, и ребята скажут: Борисыч, свой мужик, с ним так легко. Потом не смогу заставить их серьезно работать.
Первый конспект я разорвал и начал думать. Как пел Высоцкий: «Что делать, Сева?! Наугад, как ночью по тайге». Ответственность за принятие решения – страшная штука. Может, если б хоть чуть-чуть поработал вторым или возглавлял команду рангом пониже, было бы легче. А как заставлять ребят, с которыми еще вчера был по одну сторону баррикады! Как наладить дистанцию, чтобы у твоих бывших партнеров не возникало никаких вопросов по поводу целесообразности того или иного задания. В голове была какая-то каша. Все интересные упражнения, тактические выдумки, которые я готовил раньше и, как думал, легко применю на практике, сейчас казались наивными сказками. На повестке дня стоял простой, но неразрешимый вопрос: «нагрузить – не нагрузить».
К утру я забраковал четыре плана занятий. В итоге в Баковке Качалин увидел следующий вариант: интересная разминка – по боку. После бега с нагрузками, персональная игра восемь на восемь поперек поля.
Гавриил Дмитриевич посмотрел и с сомнением сказал:
– Валентин, не много ли нагрузки для начала? Впрочем, если так считаешь, давай.
Персональная игра, или, как ее еще называли, квадрат восемь на восемь со взятием ворот, или шесть на шесть, – замечательное упражнение, особенно после бани. Суть в том, что игрока, владеющего мячом, не имеет права никто атаковать, кроме его непосредственного опекуна. И если, допустим, форвард потерял мяч, то защитник может беспрепятственно выйти один на один. Так что нападающий должен отрабатывать за ним назад. Таким образом, если кто-то позволил себе в «банный день», то он на поле как голый король, страховать некому. И в тень нельзя уйти, избавляться от мяча, потому что твой соперник может и сам подключиться к атаке.
Я включил в план квадрат еще и с одной тайной целью. Чтобы сразу иметь повод поговорить о нарушении режима. Сам, будучи игроком, я не тянулся к спиртному. За всю карьеру ни разу не выпил больше бутылки водки, и то чрезвычайно редко. Но случалось, что мы «отдыхали» с ребятами. Так что все было как раз по делу: прекрасно понимаю вас, по мере возможности составлял компанию, но как тренер этого не потерплю. После тренировки построил команду, поздравил с успешным занятием и весело сказал:
– Ребят, чего-то в бане-то мы с вами хорошо попарились. Даже вроде перепарились или перемассировали вас! Не всех, правда…
И назвал поименно.
– Надо будет в следующий раз следить за массажистом. Они мне: да, Борисыч, после игры плохо спал и так далее.
Оправдываются и сами понимают, кому они эту глупость несут. То есть первая тренировка удалась, я не рубил с плеча, но и постарался по возможности четко определить наши будущие взаимоотношения. Недели через две Качалин доложил Бещеву, что в его дальнейших услугах нет никакой необходимости, и полностью передал мне управление. Единственное напутствие, что надо быть строже. Но здесь уж я с ним не согласен. Сам на всю жизнь запомнил его же любимый афоризм: «Кричащего плохо слышно»…