Вечный мент или Светоч справедливости
Шрифт:
– А-а-а-а! – слабым голосом закричал я, осознав, что это моя кровь – пролита в аду.
– Как вы себя чувствуете? – склонился надо мной хирург.
– Кажется, живой, – ответил я с трудом, губы плохо слушались.
– Да-да, удивительное дело, – доктор радостно засмеялся. И расплылся в сероватую кляксу. А вместе с ним и больничный коридор…
Я снова очутился в тронной зале. Перед Левиафаном. Герцог Предела зависти внимательно за мной наблюдал. Его интересовали мои ощущения.
А они были самыми неприятными. Я чувствовал, что тяжело дышать, словно на грудину водрузили штангу килограммов этак в сто пятьдесят. К тому же, от сердца по телу расползался нестерпимый холод. Будто в вены впрыснули жидкий азот.
–
Я стоял, покачиваясь, держась за левую сторону груди. Да еще открывал по-рыбьи рот, с трудорм справляясь с дыханием. Из легких валил ледяной воздух и обращался в пар.
– Люди, – проговорил нараспев Левиафан, – они куда охотнее верят в ад, когда вместо кипящего котла им продемонстрируешь кабинет стоматолога или хирургическую залу.
– Любопытно, почему такое происходит? – хлопая меня по спине, поинтересовался бес.
– Страх вполне обоснован, за многие века человеческой истории доктора уморили куда больше пациентов, чем вылечили. К тому же, эскулапы причиняли такие страдания, какие даже Зарах Ваал Тараг не всегда способен измыслить. Раны они лечили ртутью, насморк кокаином, кашель героином, импотенцию – ударами тока. Трепанация еще в двадцатом веке применялась как средство от головной боли. А лоботомия считалась методом лечения от шизофрении и обычной депрессии.
– Надеюсь, ему не делали лоботомию? – заглядывая мне в лицо, проговорил бес.
– Его головной мозг не затронут. У него легкий послеоперационный шок. Через некоторое время он привыкнет к своему новому органу. Do ut facias [31] .
«Как к такому можно привыкнуть?» Я стучал зубами и трясся от холода, как температурный больной…
У Кухериала мое состояние вызвало серьезную озабоченность.
– Ваше мракобесие, а если он так и не придет в себя?! Кому тогда прикажете жаловаться?!
31
Даю, чтобы ты сделал (лат.)
– Наглец! Говорю же, привыкнет! – рявкнул герцог, и обратился ко мне: – Как тебе мои врачи-убийцы? Любо-дорого посмотреть, не правда ли? При жизни – настоящие душегубы. А здесь, у меня, делают полезные операции по приданию совершенства человеческим телам. В этом есть определенная ирония, не так ли?
Тут я не выдержал, и тяжело рухнул, словно стенной шкаф на подломившихся ножках – ударился затылком о твердый пол и затих. Не то, чтобы я потерял сознание, но шевелиться не хотелось. Перед распахнутыми глазами проплывали смутные очертания тронной залы.
– Ваше мракобесие! – вскричал Кухериал. – Вы только посмотрите, ваши подопечные отрезали моему убийце Светоча что-то лишнее?!
– Привыкнет! – снова рыкнул демон. – Я заброшу вас прямо к вратам! – И дабы мы больше не докучали, сделал пас, намереваясь отправить нас восвояси.
– Что вы, ваше мракобесие, не стоит утруждаться, – затараторил бес. Мне показалось, он умоляет о пощаде. Кто знает, на что способна причудливая фантазия высшего демона? А ну как вздумается ему забросить нас вовсе не к огненным вратам, а куда-нибудь, откуда невозможно выбраться во веки веков?..
Но Левиафан причитания беса не слушал. Открыл темный проход, разделивший залу длинной узкой трещиной, куда со свистом всасывало воздух, и, сложив губы трубочкой, сдул нас в образовавшуюся дыру в реальности.
Пока мы летели в безвременье, мне немного полегчало. Дыхание нормализовалось. Холод в груди перестал быть настолько нестерпимым.
– Он что, подарил мне бессмертие? – спросил я, продолжая стучать зубами.
– Разбежался, – бес хмыкнул, – заполучил сердце-кристалл, и уже помышляешь о бессмертии. Остальные органы в твоем теле пока что настоящие. Вот откажет, exempli causa [32] , печень, посмотрим, как ты тогда заживешь… Ни пива хлебнуть. Ни портвейна «13». Разве это жизнь? Сам захочешь в могилу лечь. Если бы ты у Вельзевула спросил, он бы тебе рассказал, что без печени жизнь – не жизнь, а существование. Вот кто действительно себя ни в чем не ограничивает. – И прочитал нараспев очередной стишок:
32
Например (лат.)
– А что касается бессмертия, – продолжал Кухериал, – то это – роскошь, недоступная даже падшим. Хотя в сравнении с прижизненным человеческим бытием, мы живем намного дольше.
– Насколько?
– Бесы живут совсем немного. Какие-то четыре с половиной тысячи лет. Демоны куда дольше. Плутарх был совершенно прав, рассчитав, что срок жизни демонов примерно девять тысяч семьсот лет согласно земным часом. Тебе, возможно, покажется это очень много. Для нас же девять тысяч – всего лишь миг. Потому что мы иначе ощущаем время и себя во времени. К тому же, мы, как и вы, подвержены болезням. Нас можно ранить. И даже убить. Помнишь, двухцветные монеты, отчеканенные по заказу церкви? Так что цифра эта весьма приблизительна.
– Так сколько тебе лет, Кухериал? – спросил я.
– По нашим меркам, я еще весьма молод, мне всего четыреста с небольшим.
– Выходит, ты еще подросток?
– Бесы рождаются уже взрослыми, – отрезал Кухериал. – У нас иные представления о развитии личности. Рост беса – это его карьера. Насколько полезным он окажется для адских пределов, столько и будет жить.
– Ты, конечно, очень полезен.
– Весьма полезен, – кивнул бес с важным видом, – я вырастил тебя. Ты убьешь Светоча. И моя карьера резко пойдет в гору. Кстати, как ты себя чувствуешь? – снова заволновался он. – Тебе уже лучше?
– Кажется, отпустило.
Дрожь, в самом деле, стала стихать, дыхание нормализовалось. А когда мы стрелой вонзились в огненные врата, я уже совершенно нормально переносил присутствие ледяного сердца-кристалла в живой человеческой груди…
– Это хорошо, что отпустило, – проорал Кухериал. – Я боялся, сдохнешь. Плакала тогда моя адская карьера.
– Еще посмотрим, кто раньше сдохнет! – проворчал я. Хотя пламя вокруг бушевало и ревело, заглушая звуки, бес меня услышал – и захохотал, запрокидывая рогатую голову. Здесь, в аду, была его стихия. Здесь он был абсолютно счастлив.
Третий круг
Предел чревоугодия
На этот раз сквозь огненные врата я проходил, не испытывая и тени тревоги. Даже не щурился. Глядел спокойно сквозь пламя на нечеткую фигуру беса. Очертания ее плавились, размывались в густом жару. Кухериал плавал в огне, ощущая себя в родной стихии, словно космонавт в вакууме, то и дело переворачивался вверх ногами. Впрочем, сложно было понять, где верх, где низ, и кого на самом деле вращает – его или меня.
Не успел я задуматься об этом, как нас вышвырнуло на третий круг. Врата закрылись с ощутимым хлопком. В спину, сбивая с ног, ударил поток раскаленного воздуха. И тут же в ноздри хлынул потрясающий аромат. Приятные запахи накатывали вознами, опьяняли и стремительно сменялись новыми. У меня мигом закружилась голова, снова захотелось есть. Колени ослабели, и я почти упал в мягкую траву, чувствуя себя путешественником, сошедшим на тропический берег неведомого континента.