Вечный слушатель
Шрифт:
Стоит служитель возле алтаря.
В груди - кинжалы. Из последних сил
Живет любовь, то тлея, то горя.
А призрак через черный коридор
Спешит за черною толпой теней.
Луна ко лбу его склоняет взор
И голоса бредущих все слышней,
Дорога их темна и глубока,
Шаги неспешны. Словно водопад,
О стены плещет горькая тоска,
И за каскадом рушится каскад.
Вот - факельщики входят во врата,
За ними следом - вносят
И музыкою штольня залита,
Печальной, ускользающей во мрак.
Кто опочил? Кого уносят прочь?
Здесь только флейты зову одному
Дано затихнуть, - и ложится ночь
Там, где сейчас прошел кортеж во тьму.
Седую полночь желтая свеча
Расталкивает: слышен волчий вой
Так стонет ветер, одиноко мча
Во склеп, к могиле, к пыли гробовой.
Безмерная печаль. Впотьмах бредет
По плитам странник, молчалив и хмур,
Над ним созвездья покрывают свод
Подобьями магических фигур.
КАРЛ ЦУКМАЙЕР
(1896 - 1976)
ВРЕМЯ ИСПОЛНЕНИЯ
До половины прожитое лето;
Встает богатство мира в полный рост.
По небесам грохочут до рассвета
Рои бессчетных августовских звезд.
Ни клеверов на нивах, ни колосьев,
С черешен снят отрадный груз плодов;
Цветы, на ветер лепестки отбросив,
Роняют семя прежде холодов.
Как пряно пахнет флокс порой вечерней!
День, словно шлемник - темно-голубой.
Возможно ль чувствам быть в душе безмерней,
Чем в их высокий нынешний прибой?
О полнота, о время исполнений,
Ночей беззвездных дальновидный страж!
Я знаю: роскошь тишины осенней
Лишь то, что ты на бедность ей отдашь.
ФЕНИКС
Подписи к *Шести веерам* Оскара Кокошки
Чудесные, немыслимые твари,
Как сплетены изящно, без усилий
Черты обличий, линии воскрылий
В необозримом, яростном пожаре!
О тирсы, рыбы, змеи, о Микены,
О ужасом не тронутая ночь
Объяло пламя лодку, в ней - сирены:
"Это наша заводь
Хочешь здесь поплавать?*
Ты не бежишь? Ты, кажется, не прочь?..
Повозки долго тащатся вдоль суши,
Коней багряных цокают подковы
Они до Мыса Бурь идти готовы.
Волков, драконов гонит крик петуший.
Пред королевой паж порой вечерней,
Блестит копье, безжалостно и немо.
Она склонилась под венец из терний,
Но звездами сверкает диадема.
Распахан луг - и кости забелели;
Там дети нерожденные земли
Растут в росе кровавой - асфодели,
Которые почти уже взошли.
И в каждом доме
Есть мертвецы. Но мы в миру
Как под пилонами, где ночью, на ветру,
При свете факелов ты отдаешься дреме.
ЗАБЛУДИВШИЕСЯ РЫЦАРИ
Не нас ли ангел вел в страну тумана,
Для нас орел не реял ли во мгле,
В которую звала фата-моргана,
Не пел ли ветер, как труба органа,
Рождая ликованье на земле?
Мы с каждым шагом были все суровей,
Презрев ночное волхованье звезд,
Но, чуя в жилах ток веселой крови,
Мы неизменно были наготове
Идти на штурм, в прорыв, наперехлест.
Как знамя, было небо распростерто,
Был розами увенчан каждый щит,
И, не страшась ни гибели, ни черта,
По трупам шла железная когорта,
Не думая - кто жив, а кто убит.
Рвались кольчуги, факелы горели,
Во вражьих шлемах пенилось вино,
Без страха шли мы, пусть не зная цели
Лишь стены устоявшей цитадели
Нам не заметить было мудрено.
Но мы величья ждали, ждали дела!
Доспехи сбросив, мы могли в прибой
Войти нагими весело и смело,
И море, потрясенное, немело
Пред нашею военною трубой.
Но время с нами обошлось по-свойски:
Обрушилась чреда глухих годин;
Мы гибли все подряд, не по-геройски,
Сплошные мертвецы - в огромном войске,
А тот, кто жив - тот попросту один.
БУХТА В КАМЫШАХ
В больших озерах топкие заливы
Обводит плотных плавней полоса,
Как бы восходят, тягостно-сонливы,
Из влажных лон древнейшие леса,
Колеблет ветер, ласково шурша,
Метелки ситника и камыша.
Над лодкой, наготу твою обтрогав,
Любовник-солнце ластится в поту,
И комариные следы ожогов
Стрекало страсти множит на лету,
И лишь глядит на вас исподтишка
Нахохленная голова нырка.
Шуршанью, плеску - ни конца, ни края;
Подрагивают крылышки стрекоз;
Вдоль флейты пальцами перебирая,
Сатир стоит, раздвинувши рогоз,
Идут часы, и каждый жаркий миг
Течет, как капля крови, на язык.
КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ В ЛЕСНОМ РУЧЬЕ
Я женщине мешок с листвой в чащобе
Нести помог, - ореховым прутом
Она меня ударила потом
Из благодарности, а не по злобе.
Боль остывала медленно, однако
Почти ушла в пучину забытья,
В тот миг, когда совсем нежданно я
Увидел на поверхности ручья
Как бы замену памятного знака:
Пятизубцовый одинокий лист,
В предсмертном волшебстве пурпурно-пылок,