Вечный слушатель
Шрифт:
ПРОЩАНИЕ
Я полн тобою, словно кровью рана,
ты, прибывая, бьешь через края,
как полночь, ты становишься пространна,
луга дневные тьмою напоя,
ты - тяжкое цветенье розы каждой,
ты - старости осадок и отстой,
ты - пресыщенье утоленной жаждой,
что слишком долго пробыла мечтой.
Решив, что мир - клубок причуды вздорной,
что он не твой, а значит, и ничей,
не в силах слиться с жизнью иллюзорной,
с
глядишь в себя, туда, где мгла слепая,
где гаснет всякий знак, любой вопрос
и молча ты решаешься, вступая
в тоску, и в ночь, и в запах поздних роз.
Не можешь вспомнить - было так иль эдак,
что памятно? что встречено впервой?
Взялись откуда - спросишь напоследок
твои слова и отсвет горний твой?
Мои слова, моя былая участь,
мои слова - да, все пошло на слом,
кто это пережил - живи, не мучась,
и более не думай о былом.
Последний день: края небес в пожарах,
бежит вода, все дальше цель твоя,
высокий свет сквозит в деревьях старых,
лишь самого себя в тенях двоя;
плоды, колосья - все отныне мнимо,
ничто уже не важно в этот час;
лишь свет струится и живет - помимо
воспоминаний,- вот и весь рассказ.
ДНИ-ПЕРВЕНЦЫ
Дни-первенцы, осенние восходы
над морем, там, где холод голубой,
свет над богатством вызревшей природы,
все старое заполнивший собой,
избыток далей, толп людских излишек,
далекий рог и песня тростника,
мелодия среди ольховых шишек
ты человечна, смертна и легка.
Дни-первенцы, осенние раздолья,
как жадно в детстве ждешь такого дня,
дни Руфи, сбора колосков у всполья,
когда уже очищена стерня
ах, да пойму ли, чем я нынче занят,
ах, что так властно явлено вблизи,
и даже астры запахом дурманят
сквозь голубые планки жалюзи.
Предел, иль переходная преграда,
иль океан, иль боги этих дней:
на чреслах - розы, гроздья винограда;
возврат древнейшей из земных теней.
Дни-первенцы, к осеннему простору
и к старому - низводят благодать,
плоды падут, восстанут тени: впору
все то, что есть, грядущему отдать.
ДНИ ОСЕНИ
Дни осени, по всем приметам,
впускают в кровь твою ростки:
пора кончать расчеты с летом,
смести с дорожек лепестки;
фонарь китайский на террасе
успел потухнуть и облезть,
и мысли о последнем часе,
задребезжа, внушает жесть,
строфа, оборванная немо,
листва, летящая, шурша...
Ты, мягких рычагов система,
ответствуй, где твоя душа?
САДЫ И НОЧИ
Сады и ночи - в глубоком
хмеле древнейших вод,
проглоченные потоком
артериальных темнот;
дыханье знойного ложа
равнинной, влажной страны
встает, печаль уничтожа
последней, пустой луны.
Лепестковым, розовым слоем
мир от сознанья закрыт:
пусть достанется он героям,
тем, кто спасает и мстит
Зигфриду, Хагену; сонно
вспомни: всего лишь одна
капля крови дракона
и смерть сразит колдуна.
Ночь антрацитных пиний,
полный пустот ярем,
влажных магнолий, глициний
развратный гарем,
бесстыдно трудятся оры,
ворохами - цветы, трава.
Усыпают подарки Флоры
шкуру немейского льва.
Древний, влажный, огромный
наклоняется лик;
видишь: за пустошью темной
луг и родник;
мысли, дела - все короче.
Лишние речи - долой.
Только сады и ночи
сохраняют образ былой.
***
Видишь - морем полны и светом
звездные невода;
песни пастушьи при этом
движутся, а куда?
И ты - исполнись терпеньем,
путь - издревле ничей;
спустись по немым ступеням
за вестниками ночей.
Миф исчерпан, и слово,
а потому - иди,
но пантеона иного
да не *зришь ты впереди;
не сделай к Евфрату ни шагу,
туда, где трон в алтарь,
в темень хмельную влагу
лей, мирмидонский царь!
Заране часы известны
страдания, слез; и вот
цветение в погреб тесный
к ночному вину придет;
эоны текут бестревожно,
почти не видать берегов,
дай вестникам все, что можно:
корону, грезу, богов.
ПЯТОЕ СТОЛЕТИЕ
I
"Аттический лекиф: на белом фоне,
живое царству грезы приобща,
миф о Плутоне и о Персефоне
среди сплетений мирта и плюща.
Ветвь кипариса - над привычной дверцей,
где столько роз в минувшем доцвело.
Венок из белых чабрецов и сверций
в последний раз возложен на чело.
Вкусите. Воскурите и возлейте.
Гробницу скроет лиственный навес.
Пусть о Цикладах долго плакать флейте,
а мне - идти туда, где ждет Гадеса".
II
Оливы серебристые в долине,
магнолии - безмерной белизны,
цветут, как мрамор, в чуть заметный иней