Веди свой плуг по костям мертвецов
Шрифт:
– Может, совесть мучила, – заключила я. – Может, эти Лисы его и загрызли.
Стоматолог взглянул на меня с интересом. Покачал головой и опустил бор в зуб. Бедный пациент подпрыгнул на кресле.
– Неужели нельзя запломбировать зуб без этого сверления? – спросила я.
Однако похоже, что судьба больного никого особо не интересовала.
– Сначала Большая Ступня, потом Комендант, теперь вот Нутряк… – вздохнул Красивый Мужчина. – Страх из дому выйти. Как стемнеет, я, если что во дворе надо, жену посылаю.
– Это вы здорово придумали, – бросила я, а потом медленно произнесла: –
– Да ладно… Большая Ступня не охотился, – усомнился Красавчик.
– Зато силки ставил, – возразил другой мужчина. – Пани Душейко права. Кто здесь больше него браконьерствовал?
Стоматолог растер на блюдечке немного белой массы и принялся лопаточкой накладывать на рассверленный зуб.
– Да, это возможно, – бормотал он себе под нос. – Это действительно возможно, должна же быть какая-то справедливость. Да-да. Животные.
Пациент жалобно застонал.
– Вы верите в божье провидение? – вдруг спросил меня Стоматолог, застыв над креслом; голос у него был такой, словно он на что-то намекал.
Мужчины захихикали, будто он сказал глупость. Я задумалась.
– А я вот верю, – заявил Стоматолог, не дожидаясь ответа. Дружески хлопнул пациента по спине, и тот радостно вскочил. – Следующий, – пригласил он.
От кучки зевак отделился один и неохотно сел в кресло.
– Что беспокоит? – спросил Стоматолог.
Вместо ответа тот раскрыл рот, и Стоматолог туда заглянул. Но тут же отпрянул, пробормотав «Мать твою», что, очевидно, являлось лаконичной оценкой состояния ротовой полости пациента. Пальцами проверил, не шатаются ли зубы, потом потянулся за бутылкой водки, стоявшей за его спиной.
– На вот, выпей. Будем рвать.
Мужчина что-то невнятно пробормотал, вконец подавленный неожиданным приговором. Он взял из рук Стоматолога почти доверху наполненный водкой стакан и залпом выпил. Я была уверена, что после такого наркоза боли он не почувствует.
Дожидаясь, пока алкоголь подействует, мужчины принялись возбужденно обсуждать каменоломню – мол, скоро ее снова откроют. Год за годом она станет поглощать Плоскогорье, пока не сожрет полностью. Придется отсюда переселяться. Если она действительно заработает, поселок Стоматолога ликвидируют первым.
– Нет, не верю я в божье провидение. Организуйте комитет сопротивления, – посоветовала я им. – Устройте демонстрацию.
– Апре ну делиж [13] , – сказал Стоматолог и сунул пальцы в рот пациента, который находился в полуобморочном состоянии. И легко, безо всяких усилий вытащил оттуда почерневший зуб. Послышался разве что легкий хруст. Меня затошнило.
13
После нас – хоть потоп (фр.).
– Они должны отомстить, – сказал Стоматолог. – Животные должны разнести все это к чертовой матери.
– Именно так. Расхреначить в пень, – подхватила я, и мужчины посмотрели на меня удивленно и уважительно.
Я возвращалась окольными путями, день клонился к вечеру. На опушке увидела белых Лис, двух. Они шли медленно, одна за другой. Их белизна на фоне зеленого луга казалась неземной. Казалось, это дипломатическая миссия Животного Королевства, прибывшая сюда, чтобы разобраться в сложившейся ситуации.
В начале мая расцвели одуванчики. В хорошие годы они зацветали уже на Пасху, когда хозяева впервые после зимы навещали свои дома. В худшие – испещряли луга желтыми точками только ко Дню победы. Сколько раз мы с Дэном наблюдали это чудо из чудес.
К сожалению, для Дэна одуванчики предвещали тяжелые времена; спустя две недели его начинала мучить аллергия на всё – глаза слезились, он хрипел и задыхался. В городе еще можно было как-то выдержать, но когда по пятницам он приезжал ко мне, приходилось плотно закрывать все окна и двери, чтобы невидимые аллергены не проникли в нос. На время цветения трав, в июне, наш переводческий семинар пришлось перенести к Дэну.
После такой долгой, изнурительной, бесплодной зимы Солнце и на меня влияло плохо. Утром не спалось, я просыпалась на рассвете и постоянно ощущала тревогу. Целую зиму приходилось защищаться от вечно задувающего на Плоскогорье ветра, поэтому теперь я настежь открывала окна и двери, чтобы он мог ворваться внутрь и разогнать затхлость, беспокойство и все Недуги.
Все начинало бурлить, под травой, под слоем земли ощущалась какая-то лихорадочная вибрация, будто вот-вот лопнут огромные, взбухшие от усилий подземные нервы. Мне трудно было отделаться от впечатления, что за всем этим кроется чья-то мощная бездумная воля, такая же отвратительная, как сила, заставлявшая Лягушек забираться друг на друга и без устали спариваться в пруду у Матохи.
Стоило Солнцу приблизиться к горизонту, как появлялось семейство Летучих мышей. Они летели бесшумно, плавно, мне всегда казалось, что в их полете есть нечто влажное. Однажды вечером, когда они навещали дома – один за другим, я насчитала их двенадцать штук. Мне бы хотелось знать, как Летучая мышь видит мир; хоть раз пролететь в ее теле над Плоскогорьем. Что мы все для нее? Тени? Пучки вибраций, источники шума?
Ближе к вечеру я садилась перед домом и ждала их появления – соблюдая очередность, они по одной перелетали от дома Профессора и его жены к моему. В знак приветствия я слегка махала им рукой. Собственно говоря, у меня с ними было много общего – я тоже видела мир иначе, вверх тормашками. Тоже предпочитала Сумерки. Не умела жить на Солнце.
Моя кожа плохо реагировала на злые, жесткие лучи, еще не смягченные ни листьями, ни легкими облаками. Она краснела, возникало раздражение. Как всегда, в первые же летние дни на ней появились маленькие, зудящие пузырьки. Я лечилась простоквашей и мазью от ожогов, которую дал мне Дэн. Надо было отыскать в шкафу прошлогодние шляпы с широкими полями и завязками, чтобы ветер не сорвал с головы.
Однажды в среду, возвращаясь в такой шляпе из школы, я сделала крюк, чтобы… сама не знаю зачем. Бывают такие места, посещение которых не доставляет удовольствия, но словно бы что-то туда влечет. Возможно, это что-то – Ужас. Может, потому что я, как и Благая Весть, тоже люблю триллеры.