Ведьма Черного озера

Воронин Андрей Николаевич

По пути ему никто не встретился, и это было весьма неплохо: ему не хотелось раньше времени поднимать шум и отмечать свою дорогу трупами ни в чем не повинных дворовых людей, гибель коих не принесла бы ему ни малейшей пользы.

В холле первого этажа, куда он наконец выбрался, тускло горели прикрученные на ночь фитили масляных светильников. Такие же светильники освещали и лестницу, что вела на второй этаж. Нигде по-прежнему не было ни звука, ни шороха; если бы не красноватое мерцание светильников, дом выглядел бы покинутым, и убийце вдруг сделалось не по себе: ему вдруг почудилось, что он сбился с дороги в ненастной мгле и вместо дома княжны Вязмитиновой

попал в какой-то заколдованный замок, населенный сказочными чудовищами, колдунами и феями. Вся эта нечисть до поры таилась по углам, следя за пришельцем злобными паучьими глазками, и ждала только подходящего момента, чтобы прыгнуть ему на спину.

Человек, даже мысленно не называвший себя поручиком Юсуповым, тряхнул головой, прогоняя наваждение. «К чертям заколдованные замки, фей, чародеев и гномов, — подумал он. — Вот знакомая лестница, устланная знакомым ковром, вот знакомые картины на стенах и мраморные фавны по углам. Здесь, надо полагать, не так давно повеселились французские кавалеристы, использовавшие каменных болванов в качестве мишеней для стрельбы. Княжна сохранила в своем жилище сие сомнительное украшение как напоминание о войне, столь много ее лишившей. Да, у княжны долгая память, она ничего не хочет прощать и забывать. Наверное, столь юной девице не так-то легко жить с подобным грузом на душе; ну, да ничего, терпеть ей осталось совсем недолго...»

Шагая через ступеньку, убийца поднялся по лестнице. Пушистый ковер глушил его шаги; намокший плащ мешал ему, и он небрежно сбросил его прямо на ступеньки. Под плащом обнаружилось темное статское платье, пошитое на манер охотничьего костюма; к широкому кожаному поясу были пристегнуты ножны кинжала и тяжелой кавалерийской сабли; два больших армейских пистолета крест-накрест торчали за поясом, вместе с надвинутой до самых бровей широкополой шляпой придавая ночному гостю несколько разбойничий вид. Он по-прежнему слегка прихрамывал, но повязка более не украшала его черноволосую голову: ссадина, нанесенная покойным Кшиштофом Огинским, уже зажила.

Незваный гость прошел по коридору второго этажа, считая двери. По его расчетам, княжна сидела в библиотеке. Эту догадку подтверждала и узкая полоска красноватого света, падавшая в коридор из приоткрытой на палец двери. Дойдя до этой полоски, убийца остановился и немного помедлил. «Проклятье, — едва слышно прошептал он в тишине пустого коридора. — Девица дьявольски хороша, но что поделать? Верно говорят: не родись красивой, а родись счастливой...»

С этими словами он толкнул дверь и вошел в библиотеку.

Княжна сидела за столом, освещенным огнем одинокой свечи. Перед нею и впрямь лежала какая-то толстая книга, раскрытая на середине; скользя взглядом по строчкам, княжна задумчиво накручивала на палец выбившийся из прически локон темных волос. Убийца застыл на пороге, против собственной воли очарованный этой мирной картиной. Потревоженный его появлением воздух заставил пугливо вздрогнуть пламя свечи; княжна подняла голову, и ее лучистые глаза, сегодня даже более прекрасные, чем обыкновенно, встретились со слегка раскосыми, черными, как угли, глазами убийцы.

— А, это вы, — после недолгой паузы сказала княжна и закрыла книгу. — Входите же, я вас ждала.

— Вот как? — изумился гость, входя и без стука притворяя за собой дверь. Изначально он намеревался стрелять, не вступая с княжною в переговоры, но такое начало заинтриговало его, и он решил, что ничего не потеряет, если перебросится со своею жертвой парой слов. — Значит, вы не удивлены?

— Напротив, —

сказала княжна. — Я предполагала, конечно, что вы захотите нанести мне визит, однако то обстоятельство, что вы все-таки отважились явиться сюда, не может не вызывать удивления. Гораздо умнее с вашей стороны было бы бежать отсюда куда глаза глядят.

— Быть может, — согласился убийца, вкладывая в ножны кинжал и напоказ поигрывая тростью. — Быть может, вы и правы, но мне кажется, что вы, сударыня, поневоле впали в заблуждение, свойственное юности. Да, да! Когда человек юн, как вы, ему кажется, что впереди у него вечность и что смерть — это просто глупое недоразумение, лично его не касающееся. Должен вас разочаровать, сударыня: обстоятельства таковы, что только ваша безвременная кончина может гарантировать мою безопасность. Спору нет, вы умны. Вы очень ловко поймали меня с этими пулями, заставив собственными руками представить вам улику против себя же. Полагаю, осмотр пули, извлеченной из черепа несчастного зверя, вас полностью удовлетворил?

— О да, — оживилась княжна. — Правда, я ловко это придумала?

— Так я и знал, — горестно кивнув, произнес убийца. — Так я и знал, что вы воспринимаете это как остроумную игру, как забаву, тем более увлекательную, что она небезопасна. Но такие игры — привилегия взрослых мужчин! Юным девицам в них играть противопоказано. Все ваши хитроумные ходы привели к самому плачевному результату. Увы, сударыня, при всем моем восхищении вами я попросту вынужден вас убить.

— Ну, ваше отношение ко мне — разговор особый, — заметила княжна. — Вряд ли вы намереваетесь убить меня из большой любви, о коей столь много и столь горячо говорили.

— Любовь! — насмешливо воскликнул убийца. — Вот и видно, что вы — наивное дитя, руководствующееся в своих поступках вздором, вычитанным из пухлых книжек. О какой любви вы толкуете? Ее попросту не существует, этой вашей любви! Ее придумали писатели, чтобы обеспечить себе верный заработок на столетия вперед, и с тех пор тысячи глупцов погибли во имя этого высосанного из пальца понятия — любовь.

— И тысячи подлецов вели свою грязную игру, изображая корысти ради чувства, коих они попросту неспособны испытывать из-за низости своей натуры, — добавила княжна. — Но вы напрасно придерживаетесь столь высокого мнения о своих актерских способностях, милостивый государь. Игра ваша была в самом начале испорчена неумелой ложью.

— Какой же, позвольте узнать? — насмешливо спросил убийца.

В это время позади него скрипнула половица. Убийца кошачьим движением отпрыгнул в сторону, выставив перед собой трость, и вздрогнул от испуга, увидев выступившую из-за стеллажа темную фигуру, на груди которой тусклым серебром поблескивали витые шнуры гусарской венгерки.

— Так вы здесь не одна! — воскликнул он. — Кто это, черт подери?! Стойте на месте, сударь, иначе я вас продырявлю, как пустое ведро!

— Как странно, — прозвенел в наступившей вслед за этим возгласом тишине серебряный голосок княжны. — Как странно, сударь, что вы не узнаете своего лучшего друга, с которым, по вашим собственным словам, столь долго делили кров и пищу! Как можно не узнать человека, который скончался от ран у вас на руках? Что ж, я напомню вам, кто это. Знакомьтесь: поручик N-ского гусарского полка Вацлав Огинский. Пан Вацлав, перед вами Николай Иванович Хрунов-Лисицкий, бывший гусарский поручик и бывший дворянин, лишенный чинов и дворянского звания личным указом государя императора как убийца, грабитель, мародер и атаман разбойничьей шайки.