Ведьма для охотника
Шрифт:
— Чего молчишь? — рычит он, по пути расстегивая пиджак и бросая его на кровать. Его строгая рубашка белеет в темноте, и это… м-м-м… инфернально волнующе. — Переписывалась с кем-то из них?
— Ты же знаешь, что нет, — фыркаю я.
— Не знаю! — он подходит близко совсем, становится передо мной, берет за подбородок, вынуждая задирать голову, чтоб посмотреть в его глаза. Черные в черноте комнаты. Ух…
Пальцы на ногах поджимаются от возбуждения.
Вообще, беременность много чего нового рассказала мне о моем же собственном организме.
А еще, что мне ужасно нравится, когда он такой… властный. И когда он связывает меня, чтоб не могла его обнимать…
Ох… Зачем я про это сейчас? Я же обижаюсь!
— Не знаю… — хрипит он, — ты же ведьма чертова… С тебя глаз сводить нельзя… Ни на минуту…
Да, легкая паранойя, что его иногда посещает, доставляет отдельно. Хоть Анька и говорит, что это чересчур, но мне нравится. Потому что я знаю, во что именно она выльется. Вот в это…
— Нечего за моей страницей следить, — грублю я, провоцируя, и Юра тут же реагирует на провокацию.
Прихватывает меня за волосы на затылке, а второй рукой дергает молнию на брюках.
Я с удовольствием рассматриваю его уже очень даже готовый к бою член. Скорее всего, уже шел сюда заведенный…
— Давай, ведьма, — подталкивает он меня к себе.
И я бы еще поиграла, наверно, в обижульку, но сил нет. Очень уж хочется.
И потому я наклоняюсь с готовностью и лижу сладко и длинно чувствительную головку.
— Ох, черт… — Юра вздрагивает крупно, всем телом, словно у нас этот минет первый. Его чистая, такая острая реакция заставляет учащенно биться сердце. Мне нравится, когда мой холодный, властный охотник показывает, насколько он беззащитен передо мной, насколько нуждается в моей ласке… Это — отдельный вид удовольствия.
И я не спешу, аккуратно облизывая вкусный член и постепенно углубляясь, ускоряясь, умирая от его мгновенного отклика на каждое движение языка, пока Юра не выдерживает и не прижимает меня к паху жестко, перекрывая доступ кислорода и глухо рыча.
Потом я пытаюсь отдышаться, но не успеваю, потому что муж разворачивает меня и ставит в коленно-локтевую. Задирает платье, рвет трусики, и врывается в мокрое, готовое тело длинно и жестко. И Боже мой… Я вся дрожу от удовольствия, пытаюсь стонать, но тяжелая пятерня перекрывает мне эту возможность.
— Тш-ш-ш… — шепчет на ухо Юра, ускоряясь и все жестче и тяжелее толкаясь в меня, — там Кирюха с Мартой приехали… Услышат…
— Ах… Ты… Гад… — выдыхаю я в ответ на каждый сильный удар в себя, — не… сказал… сразу…
— Конечно, — шепчет он, перехватывая меня очень бережно под живот и вгрызаясь совсем не бережно в шею, — сразу бы туда поскакала… А я наказать тебя должен… Кончай, ведьма ты наглая…
Он ускоряется, и я не могу сдержаться. Мне плевать на то, что там, внизу, гости, что они сто процентов услышат нас, поймут, чем мы тут занимаемся. Я кричу, неистово сокращаясь на члене своего охотника, и ощущаю, как он
Потом он нежно и чрезвычайно аккуратно кладет меня на бок на кровати и сладко целует в судорожно хватающие воздух губы.
— Давай, ведьма, приходи в себя. Завтра Новый Год.
— Гад ты… — шепчу я обессиленно.
— Но ты меня любишь. Да?
— Без шансов…
— Вот-вот… А летать тебе в таком состоянии все равно нельзя.
— Гад…
— Все, жду внизу.
Он целует меня в нос и, быстро поправив одежду, уходит.
А я остаюсь лежать, размякшая, как промокашка в старинных тетрадках школьников. Шевелиться вообще не хочется. И злиться тоже, хотя совсем недавно я я буквально из себя выходила, осознав, что проклятый Кирсанов все-таки обыграл меня и Тай накрылся большим медным тазом.
Черт! Его умению уходить от клятвы, не нарушая ее, можно позавидовать!
Сначала у нас была свадьба. На три месяца, да. Со всеми положенными приготовлениями, знакомством с родителями и прочим.
Потом я немножко полежала на сохранении в больничке, а Юра по этому поводу словил дополнительную паранойю, потому что согнал ко мне всех врачей, каких смог найти в Питере, Москве и Израиле. А потом таскал меня на руках еще месяц, сдувая пылинки и не позволяя даже заговаривать про перелет.
И вот теперь, перед Новым Годом, когда я уже себя отлично чувствую, и вообще настроилась…
Он сегодня с утра тупо прислал водителя с машиной,и меня привезли в этот лесной домик. Не тот, в котором мы были с ним в самом начале наших отношений, а в шикарный современный коттедж со всеми возможными удобствами.
По телефону мне было сказано, что врач категорически запретил мне полеты до родов, а потому Новый Год мы проведем тут, в его обожаемом лесу. Нет, Наташка в чем-то все же была права… Он меня таки посадил в лесной избушке!
Хорошо, хоть не одни праздновать будем, Кирсанов с Мартой и их маленькой девочкой приедут. Старший сын Кирилла, веселый, невероятно привлекательный Ник, уехал на все праздники с друзьями кататься на бордах. Счастливчик.
Я рвала и метала, но, к сожалению, спустить злобу было не на кого. Виновник торжества благоразумно на работе задержался.
И вот… Приехал.
И сходу грамотно себя повел: сначала нападение, претензия, потом зализывание обиды. Верней… э-э-э… затрахивание.
И вот вам результат — мне не хочется уже ничего. И обижаться в том числе.
Обидно, конечно, что не поеду в Тай на Новый Год, но, с другой стороны…
Я встаю, привожу себя в порядок, переодеваю белье, меняю платье и чулки.
И спускаюсь вниз.
Елка, огромная, красивая до безумия, украшенная винтажными игрушками, горит огнями.
Кирилл Кирсанов держит на руках свою маленькую дочь и показывает ей розовый стеклянный шарик.
Так похожая на его жену, темноволосая, темноглазая Марточка, таращит глазки и радостно пускает слюни.