Ведьма и король
Шрифт:
– А если изменит?..
– Тогда я буду сидеть по правую руку от тебя, потому что место там будет свободно.
Кельтхайр не слышал ее слов. Ему передали потом. Он ничего не сказал, но с тех пор смотрел на Саар, как на врага.
Я позвал ее в свою колесницу, но она отказалась. Угайне был без возницы, и она села к нему. Я посматривал в их сторону, пока Кельтхайр не сказал, что глаза мои станут косыми, как у зайца.
Мои люди отнеслись к Саар радушно. Вряд ли кто-то посмел обидеть ее, даже если бы меня не было рядом. Она держалась просто, но никто рядом с ней не смел громко засмеяться или сказать непристойность. Что-то в ее взгляде, речах, гордо вскинутой голове заставляло вести себя, словно на празднике перед королем, испытывая радость и робость.
На первом же привале она села по левую руку от меня. Так, как будто делала это всю жизнь. Мы жарили мясо, запивая его водой, и разговаривали. Я разглядывал Саар, пока она не замечала моего взгляда.
Она была крепко и ладно сложена. Левый глаз был светло-карий, а правый - небесной отрадной синевы. У нее были длинные пальцы, которые, как видно, никогда не знали тяжелой работы. Я спросил, как она жила, пока не встретила меня, и кто охотился для нее.
Она пожала плечами:
– У нас ни в чем не было недостатка. Люди из деревни кормили нас и одевали.
Я спросил, за какие заслуги.
– За справедливый суд, - сказала она.
Большего она мне не рассказала, хотя я и пытался расспрашивать.
По приезду в Тару, отец не вышел к нам. Вышла моя мачеха - Айлин. Она сказала, что отцу нездоровится, и передала его приветствия. На Айлин были новые украшения из серебра и эмали. Я их не заметил, об этом мне позже рассказал Кельтхайр.
Во дворец нас не пустили, отговорившись, что к Айлин приехали родичи, и всем не хватит места. Я не обиделся и с удовольствием занял свою старую хижину - где жил в юности с матерью. Рабы развели огонь в очаге и расстелили постели для меня и Кельтхайра. Я приказал приготовить еще одну - для Саар. Молочный брат зашептал, что лучше было бы отправить ее в хижину к рабыням, но я только засмеялся.
Моя колдунья выбрала южный угол. Здесь постелили доски и бросили несколько выделанных шкур. Она села на ложе, опробовав его мягкость, и осталась довольна. Мы с Кельтхайром сходили к реке, чтобы помыться, а когда вернулись, застали посыльных Айлин. Она прислала вкусной еды и пива. Она пришла и сама, чтобы поздравить с удачным походом. Кельтхайр следил за ней взглядом. Айлин была очень красива. Она надела алое покрывало с кисточками. От любого движения ткань шуршала, словно осенние листья. Моя колдунья при появлении мачехи вдруг спрятала волосы под плащ, надвинула капюшон, полностью скрыв лицо, и торопливо посыпала одежду золой из очага.
Айлин поздоровалась со всеми моими воинами и приветствовала Саар, спросив, кто она и откуда. Айлин старалась держаться подальше, потому что вид у моей колдуньи был, поистине, устрашающий, а мачеха не хотела запачкать свои нарядные одежды.
Саар сказала, что я подобрал ее из милости. Голос ее звучал глухо, она упорно не открывала лица, и горбилась, как столетняя старуха. Айлин засмеялась и сказала, что я слишком добр и слишком неразборчив. Саар не ответила ей.
Мы с Кельтхайром обрадовались подношению, ибо изголодались в походе. Разломив лепешки, мы уже приготовились есть, как вдруг Саар остановила мою руку:
– Не ешь этого.
Я послушался и сказал, чтобы никто из моих людей не ел. Угощение мы выкинули.
– Айлин не друг тебе, - сказала Саар, когда мы остались наедине, и она умылась в ручье и стряхнула золу с платья.
– Я знаю, - сказал я.
– Но не думал, что у нее хватит смелости отравить меня.
– Я взяла немного мяса с твоей тарелки и дала его собакам.
– Ты никогда не видела Айлин, как догадалась, что она желает мне зла?
– Ты задаешь вопросы, на которые я не могу ответить.
– Прости за ненужное любопытство. Тогда не могла бы ты догадаться, почему она хочет моей погибели? Ведь у нее нет детей, которые могли бы наследовать моему отцу.
– Думаю, скоро я узнаю об этом, - ответила Саар.
Кельтхайр услышав подобное, только фыркнул.
Наутро собаки подохли. Саар присела на корточки перед их оскаленными пастями и долго рассматривала клыки, выпачканные розоватой пеной.
– Надо убить ее, - сказал я.
– Пока она не убила меня.
– И в шутку не говори такого, - покачала головой моя колдунья.
– Могут услышать. Твой отец слишком привязан к ней. Он не потерпит угроз. Даже твоих.
– Я сказал только тебе. Разве ты предашь меня?
Она посмотрела на меня разноцветными глазами и ничего не ответила. Я не стал настаивать. Она и так считала, что я задаю слишком много вопросов.
Потом мы зарыли собак, а Саар взяла сумку и сказала:
– Постарайся дождаться меня. И ничего не ешь, если не хочешь закончить, как твои псы.
Я ждал ее до позднего вечера. Мы играли в шашки с Кельтхайром. Потом он принес обед, но я отказался, и ему посоветовал не есть. Кельтхайр пожал плечами и выкинул мясо.
Когда стемнело, мы разожгли очаг и размочили в воде из ручья сухие трехдневные лепешки.
– Что-то случилось с Саар, - сказал я.
– Неспроста она не возвращается так долго.
– Мало кто пожалеет о ней, - проворчал мой молочный брат.
– Мне был сон, - открыл я тайну.
– Покойная сестра матери сказала, что через Саар я добуду много серебра.
Кельтхайр встрепенулся и некоторое время молчал. Потом шумно вздохнул:
– Если только она сама не наслала этот сон. Ты очень доверчив к ней.
– Никогда еще я не терял разума от женских глаз.
– Твой отец говорил то же, пока не встретил Айлин.
Мы помолчали.
– Что же произошло, пока нас не было?
– спросил я.
– Хотелось бы знать, почему мачеха так переменилась.
Но вряд ли кто-то мог мне ответить.
Перед сном мы вышли в отхожее место.
– Она просто сбежала, - сказал Кельтхайр, когда мы вернулись и встали на пороге.
– Я говорил, она себе на уме.
Я не поверил.
– Ты глуп, - сказал Кельтхайр.