Ведьма и король
Шрифт:
– Неразумно разбивать здесь лагерь, Конэйр, - сказала она.
– Мы у чужих границ и нас мало. Лучше вернуться в деревню или продолжить путь.
– Если станем возвращаться, - ответил я, - доберемся далеко за полночь. Кони устанут идти по такой дороге.
– Коней ты жалеешь, а себя и своих людей - нет?
– веско сказала Саар.
– Сейчас он снова послушается ее, и нам придется тащиться по грязи в темноте, - сказал Кельтхайр, обращаясь к кому-то из воинов.
Мне на глаза попался возница Лойг, и я заметил на его лице усмешку. Этого оказалось достаточно.
– Остановимся здесь на ночь, - сказал я.
– А кому не нравится - могут идти пешком в деревню, в Мидэ или в царство подземного бога.
Саар промолчала, а Кельтхайр похлопал меня по плечу.
Мы наскоро сложили несколько шалашей и развели огонь, чтобы высушить одежду. По уже заведенному правилу, я делил шалаш с Кельтхайром и Саар, но в этот раз она не пришла. Я не знал, где ее носит в такую погоду, но посылать за ней не стал. Кельтхайр рассказывал что-то веселое и сам смеялся над своими шутками. Вскоре нас всех сморил сон. Засыпая, я видел, как Кельтхайр устраивается поудобнее, поворачиваясь к костру то одним боком, то другим.
Проклятый дождь преследовал меня даже во сне. Я чувствовал его холодные капли на щеках. Потом хлынуло на грудь, и я вскочил, ничего не понимая спросонья. Передо мной сидела Саар, и с ее мокрых кос струями стекала вода.
– Проснись! Проснись же, Конэйр!
– теребила она меня.
– Лагены!
Тут же в шалаш проснулась голова дозорного:
– Лагены с большим войском!
– прохрипел он.
– Просыпайся, король!
Я толкнул Кельтхайра и выскочил наружу, забыв одеться. В сером тумане было видно, как по полю, возле самой кромки леса, в котором укрылись мы, двигались строем наши соседи с востока. Все были при боевых колесницах, с копьями и щитами. Они ехали медленно, разглядывая следы, оставленные нами. Я быстро сосчитал их - двадцать колесниц. Нас было шестеро. Мы не суетились. Каждый знал, что надо делать. И каждый знал, что нам оставалось только погибнуть с честью. Я обнял Кельтхайра, огляделся, ища Саар, и не сразу увидел ее, а когда увидел - то не сразу узнал. Растрепанная, перемазанная грязью и запыхавшаяся, она тащила мешок, в котором что-то трепыхалось.
– Подожди, прошу, - еле выговорила она, зажимая мешок между коленями и скручивая волосы в узел пониже затылка. Косы ее промокли и казались почти черными.
– Что ты задумала?!
– зашипел я, когда она побежала прямиком навстречу вражескому войску. Я попытался поймать Саар, но она была проворной, как и ее тезка - олениха.
Остановившись под укрытием последних деревьев, моя колдунья вытащила из мешка зайца. Невесть как она поймала его в темноте, в лесу, но заяц был жив и трепыхался. Что-то шепнув зверьку, она бросила его прямо под копыта коней. Заяц покатился серым комком, замер, а потом помчался, петляя, перед колесницами лагенов. Это был дурной знак - заяц перед войском. Знак неминуемого поражения, проклятия богини войны. Я видел, как смешались лагены, как они дрогнули, и поспешно развернули коней. Я схватил Саар за плечо и потащил к своим, ругаясь сквозь зубы. Неожиданная задержка дала нам возможность для бегства, но от этого ни у кого не стало легче на душе.
Мы прибыли в город уже затемно, и всю дорогу не разговаривали. Кельтхайр бормотал, что знает, кому обязан позором, и я не приказал ему замолчать. Никто из нас не рассказал о том, что произошло, и мы долго прятали друг от друга глаза. Потому что стыдно признать, что спасением ты обязан женщине, а в беду угодил, презрев ее советы.
Несколько дней мы с Саар не разговаривали. Она ходила рядом, желала доброго утра воинам, но избегала обращаться ко мне. Я тоже молчал. Не стоит мужчине проявлять слабость в отношении женщины. Кельтхайр был доволен этим. Он сказал, что мне давно пора вести себя, как король, а не как мальчишка.
В один из дней я шел по городу и на поле увидел девушек, игравших в мяч. Одна из них была выше всех, а кудри ее достигали колен. Отбивая мяч, она бросила его за линию поля. Мяч упал к моим ногам. Я поднял его.
– Кто ты, дитя?
– спросил я, когда она подбежала.
Девушка назвалась, робко протягивая руку за мячом. Ее звали Фиал, и она приехала к родственникам матери.
У нее были большие глаза и высокая грудь. Я смотрел, когда она побежала на поле. Она несколько раз обернулась, отчаянно смущаясь. Мне показалось, что я понравился ей.
– Берегись ее!
– сказала Саар за вечерней трапезой.
– О ком ты?
– почему-то я предпочел сделать вид, что не понимаю ее слов.
– Я о черноволосой красавице, так пленившей тебя кудрями своими, - спокойно сказала Саар, выбирая кусочек свинины без жира.
– Ты считаешь, что Фиал чем-то опасна?
– Она не друг тебе.
– Ты говоришь совсем, как Кельтхайр!
– засмеялся я, подталкивая молочного брата локтем.
Кельтхайр поддержал мой смех, и Саар недобро повела взглядом в его сторону. Это меня разозлило.
– Мне давно пора взять жену и дать продолжение роду, - сказал я резко.
– Она не подходит, - сказала Саар.
– Опять твои предвиденья?
– У нее дурной нрав и темное сердце, путь ее - из тумана.
– У тебя тоже.
Саар выбрала еще один кусочек мяса и не ответила.
Трапеза закончилась в могильном молчанье, на ночь Саар ушла из хижины. Кельтхайр был рад и веселился. Я, как мог, отвечал на его шутки, но на душе было тяжело. Ночь я провел скверно, меня мучили кошмары. Снились крысы, прибитые к стене стрелами. Крысы были еще живые и корчились в предсмертных судорогах. Я то и дело просыпался в поту.
Наутро я пошел к друиду Глунндубу и все рассказал ему.
– Все ясно, - ответил он мне после гаданий.
– Крысы - это женщины, способные предать. Женщины, побежденные твоими стрелами.
Он ничего не знал о моих гейсах. Я сразу возблагодарил звездную колесницу, просиявшую при моем рождении. Хорошо, что я вовремя избавился от Саар. А Фиал будет мне хорошей женой и утешеньем.
Я подарил Глунндубу горсть серебра и вернулся во дворец.
Когда Саар появилась в Зеленой ветви, я приветствовал ее, как делал обычно. Она посмотрела на свою скамеечку, где сейчас сидела Фиал. Это я приказал ей здесь сесть.
Фиал испуганно дернулась, но я удержал ее.
Саар молча села на единственное свободное место возле двери. Кельтхайр поднял в мою честь кубок.
Весь вечер я ласково разговаривал с Фиал, совсем не обращая внимания на Саар. Она разложила на коленях косточки и перекладывала их то вправо, то влево, низко опустив голову с пышным узлом русых кудрей. Потом к ней подсел Угайне, и она впервые улыбнулась ему. Это уязвило меня сильнее, чем ее советы.
– Сегодня ты разделишь со мной ложе, - сказал я Фиал.
– А завтра я скажу о нашем браке.