Ведьма войны
Шрифт:
И она снова взялась за иглу, тщательно выводя линии. Паутина – красным, паук – черным, брюшко и глаза – желтые…
Немец пришел примерно через час, когда чародейка уже закончила свои художества.
– Звала, чернокнижница? – поинтересовался он от порога. – Там ватажники место для острога выбирают. Обидно будет, коли без меня…
– Иди сюда, Ганс Штраубе! Ближе… Положи ладонь ей на лоб, – указала Митаюки на крайнюю пленницу. – Положи и держи…
Со своей стороны она взяла жертву двумя ладонями за затылок, опустила веки, сосредотачиваясь. Поймала нить сознания девушки, уцепилась, подтянула к себе и заговорила:
– Тэн, тимбертя,
– Теперь ей… – переступила в сторону ведьма, повторила ритуал и заклинание на соседней девице, затем на третьей. И каждый раз, едва Штраубе убирал руку, полонянка впивалась в него взглядом.
– Что это было?! – наконец не выдержал немец, и девушки тут же потупили взгляд.
– Ты же просил свою долю в том, чего я добиваюсь? – вскинула брови Митаюки. – Вот, ныне я исполняю свое обещание. Это и есть твоя доля, сотник. Первая ее часть.
– Так что это было? – повторил вопрос Штраубе.
– Паучье заклинание, путающее память. До тех пор, пока татуировка цела, эти девы не будут знать, кто они такие, откуда, из какого рода-племени. Смыслом их жизни будет угождать тебе, заботиться, ухаживать, услаждать… Они будут делать все, чего ты пожелаешь. Захочешь, чтобы умерли, умрут. Волосы скоро отрастут, татуировка будет скрыта. Но они навсегда останутся твоими преданными живыми игрушками и пойдут за тобой куда угодно. Даже в твою далекую неметчину. И останутся верными рабынями.
– Я не знаю их языка, – сглотнул Штраубе.
– Неважно. Они из рода сир-тя, они умеют угадывать желание. Хочешь, чтобы они встали?
Немец не ответил – но невольницы тут же поднялись с колен, пристально глядя в лицо. Видимо – захотел. Штраубе прикусил губу – они опустили глаза. Ведь хозяину прямой взгляд оказался неприятен.
– Я не могу принять такой подарок, чернокнижница, – неуверенно сказал он. – В ватаге мы все равны, и такие служанки…
– Не беспокойся, твои друзья не заметят особого урона, – уверила его ведьма. – Сир-тя, что остались присматривать за пленными, позаботятся о том, чтобы казаки не скучали. На их долю достанутся развлечения попроще, но ведь ты сотник, и по обычаю твоя доля должна быть больше. Эти рабыни отныне твои и всегда останутся твоими. И, можешь мне поверить, с ними ты получишь куда больше удовольствия, нежели со смирившимися насилию жертвами.
– Значит, ты заботишься обо всех…
– Каждый получит свое, Ганс Штраубе, – покачала головой юная чародейка. – Казаки – удовольствие, мой любый Матвей – славу, а ты – власть. Право судить, карать и миловать, направлять или прерывать жизни и судьбы, определять будущее. Ты ведь хотел долю? Это она. Отодвинь своих рабынь к выходу!
Немец глянул на бритых дев, приоткрыл было рот – но они и так все поняли, отошли.
– Тебе понравится развлекаться с ними, Ганс Штраубе, – пообещала Митаюки. – Колдуны сказывали, всем нравится.
– Ты стала называть меня по имени. У меня дурное предчувствие.
– У нас возникла трудность, немец, – развела руками ведьма.
– Так я и думал, – сразу посуровел Штраубе.
– Ты явно заметил, что все наши союзники принадлежат тотему нуеров. Между разными племенами этого народа тесные связи. Ты не знаешь языка сир-тя и потому не слышишь, что я рассказываю о самом
– Если нуеры узнают, что мы сделали с тем городом, получится нехорошо… – признал Штраубе. – Могут случиться разногласия… Если не сказать: «враждебность».
– Я знала, что ты меня поймешь, – кивнула Митаюки. – Они должны исчезнуть. Просто исчезнуть. Еще до того, как хоть кто-то из них попадется нуерам на глаза. До того, как успеет произнести хоть слово.
– Ты хочешь вырезать весь наш первый полон?
– Власть – это не только ласки невольниц, немец. Иногда приходится принимать решения неприятные и даже мерзкие. Такие, о которых никто не должен догадаться. Пусть они исчезнут, оставшись в памяти сородичей великими героями, первыми из победителей. Мы будем с восхищением вспоминать их отвагу и приводить в пример нашим союзникам. Это сплотит будущую армию. Тебе нужна армия, немец?
Ганс Штраубе колебался совсем недолго. Он был умен и понимал разумность услышанного приказа.
– Я скажу Матвею, что нужно отвезти добытых идолов на остров и проведать там раненых, – кивнул он.
– Возвращайся скорее.
– Постараюсь. – Штраубе повернулся к дверям, скользнул взглядом по рабыням. Девушки тут же шагнули к нему, начали гладить по плечам, щекам, бедрам, выдавая всплывшие мимолетные желания.
– Назад! – рыкнул немец, и невольницы тут же отскочили. Сотник оглянулся на смеющуюся ведьму: – С твоим подарком на люди, похоже, лучше не показываться.
– Ты скоро привыкнешь, – пообещала Митаюки. – Это легко.
Немец хмыкнул и вышел. Его игрушки устремились следом.
– Главное, чтобы успел… – пробормотала чародейка.
Она очень боялась, что кто-то из стариков или детей, убежавших из Нуер-Картаса перед нападением, попытается вернуться. Хотя, по уму, соваться в руки врага не должны. Однако всякое бывает. Вдруг прослышат про возникшую дружбу? Тогда… Тогда придется менять союзников. Начинать все с самого начала.
– Ну же, великий небесный Иисус Христос. – Закрыв глаза, впервые за все время Митаюки-нэ сама вознесла молитву новому богу. – Ты же видишь, я стараюсь для твоего блага! Я возвожу в твою честь храмы и кресты, я обращаю в твою веру все новые и новые племена. Так помоги и ты мне хоть немного. Сделай так, чтобы Нуер-Картас умер молча!
Острог казаки возвели быстро. Четверо рубили деревья, пятеро – чашки на стенах, сир-тя носили бревна, и крепость росла, как детская пирамидка из камушков. Ствол за стволом, венец за венцом – казалось, что их просто поднимают, а дальше все случается само собой. Казаки же только проверяли большим пальцем остроту лезвия да пересаживались с места на место, громко постукивая, словно бы играя.
Выглядела новая крепость, однако, сильно иначе, чем та, в которую когда-то привезли на поругание Митаюки. Направленная в сторону реки стена была широкой, почти в тридцать шагов, и в нескольких местах перекрыта поперечными стенами. И все это – с тремя перекрытиями. Три другие тоже были высокими, но узкими, и сразу по завершении невольники стали засыпать их внутри землей, копая ее недалеко от основания, снаружи.