Ведьма
Шрифт:
— Ты действительно не сердишься за книги?
— Ну, я была сердита, но теперь я все поняла. Я тебя прощаю и, может быть, даже одобряю. — Она вздохнула с подчеркнутым смирением — Тяжело смотреть на разбитую любовь.
Улыбка, вызванная участливыми словами, быстро исчезла с лица Кейт. Она сокрушенно покаялась:
— Особенно тяжело тебе. Ты разлучена со своим мужем. Я — эгоистичная дура, а ты так добра ко мне.
— Я надеюсь, что ты говоришь это не всерьез, ведь ты — просто молодец. Честно говоря, будь Леклерк хотя бы наполовину так умен, как он мнит о себе,
Тайком от остальных Кейт сильно сжала пальцы Сайлы и быстро отдернула руку.
Тем временем Леклерк вернулся из кухни. Он нес железный подсвечник из двух железных колец, соединенных четырьмя широкими полосами длиной с палец. В центре нижнего диска был еще один, удерживавший короткую и тонкую свечу. Медный кувшин, полный медового пива, стоял как раз там, куда падало отражение верхнего кольца. Тонкий аромат тимьяна вплетался в струйки пара. Как только медные кружки были наполнены и все собрались вокруг стола, Гэн заговорил о Жреце Луны:
— Никаким оружием нам не выиграть войны. Только людьми, верующими людьми. Луис, я буду вечно обязан тебе за оружие, способное победить Жреца Луны. Но он владеет даром убеждения, и его люди слепо верят ему. Мы победим его только тогда, когда я вскрою его обман.
Сайла ответила:
— Церковь прилагает все усилия, чтобы сорвать с него маску, мы сражаемся наравне с другими.
— Разве мы собрались, чтобы ссориться? — спросила Бернхард.
— В моих словах не было никакого намека или обвинения, — с печальной улыбкой оправдывался Гэн. — Я просто хотел сказать, что наша сила в вере и правде.
Гэн, глядя мимо Сайлы, лениво обратился к Леклерку:
— Жрец Луны стремится к побережью, Луис. Ты знаешь, зачем ему это нужно?
— Если он и дальше будет так продвигаться на север, — вмешался Налатан, — то под его контролем окажется весь океан, и мы просто не сможем достать до его правого фланга.
— Я не думаю, что это просто тактический прием, — сказал Леклерк, — здесь кроется нечто большее.
— Что может быть важнее для людей, чем тактика? — дружелюбно рассмеялся Гэн.
— Он явно что-то ищет в море, — упрямо продолжил Леклерк. — Я должен подумать, что же это может быть.
Улыбка мгновенно сбежала с лица Гэна. Его ответ был рассудителен:
— Он умен и опасен, но я боюсь его меньше всего. Скэны — вот главный враг. — Гэн порывисто встал и, подойдя к окну, сделал широкий жест рукой. — Мои Волки не могут быть повсюду. Пока жив, я не забуду эти акульи челны, когда мы шли навстречу флоту Скэнов. Несмотря на то что мы — жители земли, мы уже выходим в море, хотя прибрежные народы и опережают нас. — Он отошел от окна и продолжил, обращаясь к Леклерку и Бернхард: — Ваш народ не похож на мой. У вас нет страсти к личной славе, страсти, управляющей нами, иногда ведущей к гибели. Но пусть наша жизнь пройдет в сражениях и десятки племен будут возносить к небесам ваши имена в балладах, даже когда последний воин Людей Собаки будет сожжен на погребальном костре и позабыт.
Побледнев, Леклерк вышел. Бернхард ответила за обоих:
— Мы будем стараться.
— Отлично. Большего я не прошу.
Джалита прохаживалась вдали от других, призывая Леклерка настойчивым мерцающим взглядом.
— Я боюсь за тебя, Луис. Ты слышал, как он обещал тебе славу? Тебе и той женщине? Как ты можешь теперь сомневаться, что они хотят поймать тебя в ловушку? Они заодно.
— Но ведь ты уверяла, что ей покровительствует Сайла.
— Одного поля ягоды, что Сайла, что Гэн. Гэн и Сайла. Все ради Церкви Сайлы и славы Гэна. — Смягчившись, она оставила обвиняющий тон. — Пожалуйста, будь осторожен. Не позволь им оторвать тебя от меня. — Затем она быстро ушла, изредка оборачиваясь, такая переменчивая, мрачная и экзотическая под угрюмо нависшим тяжелым небом, роняющим снег.
Луис и Кейт уже давно сидели одни в комнате Леклерка. Отрывистый разговор не клеился, слова падали, как высохшие осенние листья. Когда Леклерк представил Кейт Ларте, жене хозяина, та уговорила гостью Луиса обосноваться в соседнем доме.
Леклерк поспешил к окну и произнес с жалобой в голосе:
— Паршивый климат. Так хмуро, этот тусклый солнечный свет не потревожит и крота, а к полудню уже вечер. — И повторил еще раз, подойдя к камину, полному дров: — Паршивый климат.
— Уже зима, Луис. Дни и должны быть короткими.
— Я, наверное, должен благословлять такую погоду: как только потеплеет, вновь начнется война.
— Да, до весны осталось совсем немного. Разве это не беспокоит тебя?
— Трусишка. — Он развернулся спиной к огню. — Скажи откровенно, выдержим ли мы без Тейт и Конвея?
— Без них? — вздрогнула Бернхард. — С ними что-то случилось?
— Не знаю, от них нет никаких вестей. В этом году в горах ранний снег. Все дороги замело.
— Ты считаешь, Конвей и Доннаси в опасности? — Кейт встала.
— Просто плохое предчувствие, больше ничего. — Он двигался, отбрасывая уродливую тень. Женщина в черном то озарялась неровным сиянием пламени, то вновь оказывалась в темноте, словно повинуясь тайному ритуалу.
— Слова, глупые слова, — сказала Бернхард. — Если они воины, то и мы тоже. Я так думаю и уверена, мы сможем это доказать.
Леклерк неожиданно остановился. Он швырнул тонкую свечку в камин и спросил:
— Что это значит?
— Разве мы трусы, если прямо не участвуем в битве?
Леклерк смотрел сквозь торжествующую Кейт, казалось, он искал ответ где-то далеко, за стенами дома и, может быть, даже за пределами реальности.
— Ты заставляешь меня заглянуть в самого себя. Это приводит меня в бешенство. Ты делаешь логические выводы из романтических предпосылок. Как у тебя это получается? Что за волшебство помогает тебе понять, какие вопросы задает мое сердце моему разуму? В капсуле я грезил о мире, полном приключений, и вот я здесь. Я принес в этот мир массовое разрушение. И ты говоришь — воин ли я?