Ведьмин век. Трилогия
Шрифт:
Служанка пугается, видя, как я смеюсь сам над собой…
Значит ли, что всякий инквизитор не есть в то же время колдун? Что умение инквизитора – не магический дар? Что такое те невидимые петли, которыми мы заарканиваем сударынь моих ведьм, и почему они не действуют на прочих?..
Говорят, инквизитор, умеющий повелевать ведьмой, повелевает и всеми другими тоже. Да, скажу я, – как повелевает всякий человек, исполненный внутренней силы; нет никаких тайн в умении инквизитора подчинить себе друга, любовницу или хоть толпу горожан. Он делает это без помощи своей силы – одной своей волей… Но для
И тогда, в ночной печали глядя в огонь, я спрашиваю себя: ведь ведьмы тоже творят знаки? Иные, но природой своей схожие с нашими? Что, если сила инквизитора – всего лишь отражение ведьминской силы, данной нам против ведьм и для того, чтобы мир оставался прежним?..»
Ивга закрыла книгу.
Мир оставался прежним; за окном поднимался рассвет. И теперь о встрече с Назаром можно с полным правом говорить – сегодня.
Он наивно полагал, что знает о ведьмах все.
Он шел вслед за Костой – маркированным инквизитором, блестящим оперативником; может быть, именно поэтому его собственное внимание оказалось чуть притупленным. А может быть, нет – просто все, что случилось потом, на несколько порядков превосходило его блестящую реакцию.
Коста встал. Начал поднимать руку, будто желая защититься, – и медленно, как в рапиде, стал валиться на бок.
И тогда Клавдий ощутил то же.
Потому что ведьма была здесь. Никуда не ушла. Не сбежала через черный ход. Она попросту сделалась недосягаемой для их чутья; в момент удара, свалившего Косту, Клавдий увидел ее только глазами, потому что чутье его молчало, полумертвое, ошпаренное.
Да погибнет скверна.
Женщина смеется. Покачивает на руках серый с блестками шарф – как младенца; смеется снова, и от этого ее смеха у него, возможно, прибавится седых волос. Вот он, старый его кошмар, повторяющийся, бывало, из ночи в ночь – будто он встречает ведьму, превосходящую его по силам…
Нет, дело не только в этом. Что за странный, вызывающий, неестественный жест – она баюкает шарф…
«Наша мать – нерожденная мать».
Снова смех.
Ее уход не был похож на бегство; она как будто не допускала и мысли, что Клавдий станет ее преследовать. Шарф, переставший исполнять роль младенца в жутковатой игре, упал на паркет рядом с неподвижным Костой.
– Стоять!
Он не произнес ни звука, но она отчетливо слышала его окрик. Полуобернулась, обнажила в усмешке зубы.
Он ударил.
Удар способен был свалить с ног полдесятка ведьм – но эта лишь улыбнулась шире; только секунду спустя он понял, что прорвал ее защитную завесу и теперь может чуять ее.
Но не может классифицировать.
Щит? Флаг? Воин-ведьма?
– Стоять, тварь!..
Сквозная дыра. Колодец без дна.
Был рассвет.
Она бежала, едва касаясь асфальта босыми белыми ступнями; Клавдий кинулся к машине, где растерянный бледный водитель пытался и не мог завести безотказный прежде мотор. Клавдий вытолкнул его из-за руля, упал на сиденье сам, сжал зубы, напряг мышцы, вырывая тупое железо из-под чужой воли; двое парней Косты на заднем сиденье, похожие, как близнецы, одинаковым движением вывели в
Ведьма бежала по пустынной утренней улице, по самой середине, по осевой, но ступни ее все не утрачивали младенческой, снежной белизны; он собьет ее. Если не удастся схватить – он собьет ее, бросит под колеса…
Машина не желала повиноваться. Несмотря на его усилия, на знаки Пса и специальную маркировку, нанесенную, как положено, на днище; Клавдий дергал рулем, уходя от столбов и бетонных оград, а ведьма бежала легко, играючи, и расстояние между ними не сокращалось.
«Тогда придет она, чудовищное порождение враждебных человеку сил… Она придет, и стадо кусачих мух сделается смертоносной армией безжалостных ос…»
Неужели?!
Сбить на асфальт танцующую на бегу фигурку профессиональной стриптизерши – прихлопнуть поднимающуюся гадючью голову, оборвать весь этот кошмар, кошмар последних недель?..
Всплеск его воли на мгновение высвободил машину – так, что очертания улицы размазались, а парни на заднем сиденье опрокинулись на спинку; Инквизиция предпочитает мощные моторы. Расстояние между Клавдием и ведьмой за несколько секунд сократилось вдвое; стриптизерша обернулась, в ее глазах стоял смех. Если бы руки Клавдия не прикипели намертво к рулю – заткнул бы уши.
В следующее мгновение лобовое стекло покрылось трещинами, сделалось мутным и непрозрачным. Клавдий нажал на тормоз; стекло волной осыпалось наружу.
Он снова видел улицу. Красный полукруг восходящего солнца над крышами, босая женщина, выбегающая на перекресток… Розовыми прожилками сверкают на асфальте подсвеченные солнцем трамвайные рельсы. Синим контуром встало в конце широкой улицы далекое здание вокзала. Как безмятежно, как красиво…
Он упускает ее?!
Ярость помогла ему собраться с силами; его воля рванулась вслед за ней, дотянулась до босых ног, навесила на щиколотки пудовые, неподъемные гири… Или нет?!
Да. Вот она споткнулась, замедлила шаг… Пытается вырваться, и вырвется наверняка, но на это потребуется несколько секунд, тех самых, вот этих…
Улица снова размазалась по сторонам от машины – и в лицо ударил ветер, и запоздало осыпался последний островок недобитого лобового стекла. Солнце вставало, солнце, испуганно притормозила опустевшая поливальная машина… Ведьма хромала, с каждым шагом все более избавляясь от невидимого, подаренного Клавдием груза, но расстояние до нее становилось все меньше, меньше, меньше… Клавдий уже различал прореху на подоле тонкого светлого платья, длинную царапину на обнажившейся голени и розовое ухо, пробившееся сквозь пелену темных блестящих волос.
Он напрягся, готовясь к поединку. Возможно, самому важному. Возможно, главному в его жизни. Может быть, последнему, как у инквизитора Атрика Оля…
Ведьма остановилась в самом центре перекрестка. Под сплетением черных проводов; остановилась и обернулась, и Клавдий встретился с ней глазами.
Она тоже знала о судьбе Атрика Оля. И о судьбе убивших его ведьм знала тоже. И теперь неподвижно стояла и смотрела, как несется прямо на нее черная машина с выбитым лобовым стеклом…
Нет, теперь она смотрела в сторону.