Ведьмин век
Шрифт:
— В окружении пчел, гудящих над соцветиями, — сказал он вслух. Взял Ивгу за руку и побрел к лифту.
Дорога заняла полчаса — все это время они спали на заднем сидении. Клавдий уснул мгновенно и глубоко, а Ивга дремала, время от времени тычась лицом в стекло и с трудом приподнимая веки. Какие-то огороды, дома, улицы предместья…
Таксист притормозил на развилке, подумал и повернул вправо; дорога ушла из-под колес, теперь это были две изрядно заросшие колеи в окружении росистой некошеной травы. Таксист
Клавдий, чьи глаза никак не желали раскрываться, неторопливо отпер ворота ключом на гремящей связке; Ивга ждала. Это казалось старинным, а оттого весомым и уважаемым обрядом — непременно отпереть ворота, стоящие, в общем-то, средь чиста поля. У подгнившего деревянного столбика имелся красноголовый, полускрытый травой гриб.
Скрипучие створки приоткрылись. Одна из них тут же повисла на последней уцелевшей петле — что не помешало Клавдию галантно пропустить Ивгу вперед.
В доме пахло застоявшейся сыростью. Метнулась со стола зазевавшаяся мышь; к грохоту упавшей кружки присоединился мелодичный звонок. Ивга вздрогнула; Клавдий вытащил из кармана телефонную трубку.
— Глюр… нет, не желаю слушать. Знаю… У меня двадцать часов. Нет. Считай, что на это время я умер.
Река пряталась, утопала в островках камыша, в низких скрюченных ивах. У берега обнаружился мосток, полуразвалившийся, как ворота и как сам дом; Клавдий прихлопнул камнем опасно торчащую головку ржавого гвоздя.
— Холодно, — сказала Ивга с нервным смешком. — И вода холодная тоже…
— Вода теплая, — возразил Клавдий серьезно.
По противоположному берегу, свободному от камышей, но зато илистому и топкому, бродили белые гуси.
— У меня купальника нет.
— Тоже мне невидаль — голая ведьма…
— Не смейтесь.
— Хорошо, я отвернусь. Гусей ты не стесняешься?..
Ивга бросила одежду на мосток. Опасливо косясь на Клавдия, демонстративно глядящего вдаль, подобралась к краю доски и заколебалась было — трухлявый мосток, оскорбленный ее сомнениями, попросту взял да и подломил подгнившую доску. Ивга, взвизгнув, плюхнулась в реку.
Чисто. Прозрачная вода, обнимающая чистое тело. Чистое, до родинки, до волоска…
Она нащупала ногами дно. Дернулась от прикосновения водорослей, встала, поправила волосы. Гуси сбились в стайку и неторопливо форсировали реку.
— Смотри, они сюда плывут, — с беспокойством сказал Клавдий.
— Ну и что?
— Я их боюсь, — в голосе Великого Инквизитора ей послышалась искренняя озабоченность.
— Гусей?
— Плывут же, заразы!..
Ивга опустила лицо в воду. Открыла глаза; мир сделался неверным и расплывчатым, прикосновение водорослей больше не казалось противным, а вокруг Ивгиных бедер кружилась стайка мальков, вспыхивая время от времени резким серебряным сполохом.
Она выпрямилась, стирая воду с лица. Инквизитор —
— А говорят, что у мужественных людей волосатая грудь. И ноги…
— Вывод? Я не мужественный или я ноги брею?
— Вывод — брешет молва…
Инквизитор неуверенно пожал плечом:
— Это комплимент?
На правой стороне груди у него белел полукруглый шрам. Ивга знала, что точно такой же, но только меньше, имеется и на спине; она хотела спросить, откуда — но в последний момент прикусила язык. Хорошо быть бестактной, но не до такой же степени…
По небу плыл самолет — серая иголка, тянущая за собой белую нитку шлейфа; гусиная стая безмолвно пересекала отражающееся в речке небо, и белую реактивную стрелку пересекала тоже. Хоть здесь справедливость, подумала Ивга, прикрывая глаза. Есть в жизни мгновения, когда гуси равняются в чем-то с самолетами…
— Я хочу быть гусем, — сказала Ивга шепотом. — Гусыней… с красными лапами. Плавать… все лето. Есть траву… А потом пусть и режут. Потому как какой смысл дожидаться зимы?..
— Рыжая гусыня, — Клавдий чуть усмехнулся. — Лисой родилась…
Гусиная стая повернула к мостку — осознанно, определенно.
— Это ко мне, — сказал Клавдий упавшим голосом. — Меня с детства гуси не любят… И его сиятельство господин герцог — изрядный гусь — в первых рядах…
— Чихать они на вас хотели, — сообщила Ивга хладнокровно, однако ее оптимистический прогноз не подтвердился.
Гуси плотной стаей причалили к берегу; Клавдий замахнулся ивовым прутом — гусиный вожак, поражающий размерами, но даже на вид глупее прочих, счел это вызовом на бой. Повинуясь крикливой команде предводителя, гуси сгруппировались — крыло к крылу — и одновременно пригнули к земле длинные белые шеи.
— Ивга, ты видишь, — сказал Клавдий беспомощно. — Прогони их, пожалуйста.
— Не могу, я же голая…
— Ну я зажмурюсь! Выйди, камень кинь, ну прогони этих сволочей, они… ой!..
Гуси обступили Клавдия кольцом. Их шипению позавидовал бы любой серпентарий; Великий Инквизитор переступал босыми ногами, беспрестанно занося свой хлыст — и почему-то опасаясь ударить.
— Ивга, пес… Это не смешно!.. Я даже без штанов…
Ивга попыталась придать лицу каменное выражение. Губы не слушались, неудержимо разъезжаясь к ушам; смех не давал дышать.
— Хха… ой, нет… Чего… им… от вас… надо?..
— Это не-сме-шно!.. Я боюсь этих зараз, ясно?
— Надо… искать… их хозяина… пусть отдаст команду «фу!»…
— Я тебе посмеюсь!.. Выйди, кинь в них чего-нибудь, ботинком брось…
— Благородной обувью… в глупых птиц…
— Ивга, я тебя как человека прошу!