Ведьмина дорога
Шрифт:
Второй поддержал его согласным ворчанием. Анжей дернул шеей, услышав предложение, но ничего не сказал. Его взгляд продолжал шарить по моему телу, облепленному тонкой мокрой сорочкой. Я нехорошо усмехнулась, услышав обсуждения мужчин. Как предсказуемо. Я могла бы рассказать Анжею и его шайке, что никакого колдовства тут нет – только хороший сон в теплой кровати и добрая еда, вернувшая моему телу необходимые округлости. Но раз они считают, что это морок, пусть – возможно, в желании проверить его истинность они оступятся. Всего разок – но мне и того будет довольно.
Чем бы ни закончилась сегодняшняя ночь, я понимала, что пути назад не будет. Моей тихой жизни в Приречье все же пришел конец, как я ни старалась его оттянуть. И виной тому станет не сила раганы, не дейвасы, а всего
Я медленно двинулась вперед, нарочито покачивая бедрами. Черница расплела мои волосы, и они тяжелыми серебристыми прядями легли на грудь и спину, закрывая лопатки. Я знала, что звездный свет мерцает в моих глазах, наполняя их зелень серебром. Лунные лучи бликовали на мокрой белой коже. Я видела свое отражение в глазах Анжея, и оно было прекрасно. Женщине не нужна магия, чтобы быть красивой. Достаточно просто знать, что она желанна и полна жизни. Анжей всего лишь хотел меня, но я помнила себя в других глазах – теплых ореховых глазах Лиса.
И в изумрудных глубинах колдовского взгляда Мария.
Словно разряд молнии пронзил сердце, когда я осознала: оба они, такие непохожие, видели во мне – меня. Не рагану, а одинокую девушку, которая пытается выжить в огромном равнодушном мире. Как бы дико это ни звучало в одном предложении с дейвасом, как бы ни прикрывал свое отношение злыми словами Совий – но в тот момент, когда я готовилась вступить в бой с Анжеем, я поняла, что перестала быть невидимкой.
Я изогнула запястье, и в руку легко скользнул кинжал. Подняла его, позволив лунному лучу поцеловать лезвие, и издевательски поклонилась замершему от неожиданности Анжею:
– Вы только и горазды, что языком болтать. Слабаки. Потому и нападаете втроем на одну девушку, что по отдельности даже подойти боитесь, не то что слова молвить.
Анжей взревел и бросился на меня. Слева, пунцовый от ярости настолько, что это было заметно даже в темноте, заходил один из его приятелей. Другой, высокий и тощий как палка, стискивал нож, и его пальцы заметно дрожали. Он не приближался, но в его глазах я прочитала обещание самых ужасных мук. То ли тощий следил, чтобы никто не помешал Анжею в его расправе, то ли готовил жуткую гадость для меня, но рисковать я не стала. Уклонилась от кулака Анжея, спрыгнула с мостков и перекатилась, пачкаясь в иле и песке. Выгнулась назад, пропуская над собой нож тощего. Анжей ударился подошвами сапог в землю и, широко расставив руки, кинулся на меня, словно охотник, загоняющий дичь. Я припала к земле и выбросила руку с кинжалом в сторону тощего, резанув его по сухожилиям ног. Локоть ожгло болью: я располосовала предплечье об острые камни. Тощий сломанной куклой рухнул на колени, тонко скуля. Я снова увернулась от кулака Анжея и мотнула головой, избегая удара краснолицего. Вскочила, чувствуя, что сорочка пропиталась грязью, а порезы на ладонях снова закровили. Глубоко вздохнула, вспоминая все, чему научилась за год своего выживания в городе и уроки Мария…
Мне удалось прикончить второго пса Анжея, но все же я была одна, а их – трое. Анжей заломил мою руку, вырвав стон, и продолжал выкручивать ее из сустава, пока мои ноги не подломились. Мужчина уперся коленом в мою спину и намотал волосы на другую руку. Дернул, заставляя откинуть голову назад до хруста в позвоночнике. Наклонился и прошипел, брызгая слюной:
– Я думал убить тебя быстро, но теперь, пожалуй, растяну удовольствие. Буду снимать с тебя кожу по лоскуткам. Потом начну отрезать руки-ноги – по чуть-чуть, по кусочкам. А когда ты взмолишься о смерти, я запалю самый огромный костер, в который брошу тебя и головы всех, кто был тебе дорог!
Вместо ответа я плюнула ему в лицо.
Он натянул мои волосы еще сильнее. Я захрипела и забилась, чувствуя, как вылетает из сустава рука и трещит спина.
Я даже не успела толком пожить.
Никто из нас не заметил, когда пришел туман. Он собирался мелкими белыми завитками над поверхностью реки, те переплетались между собой, и молочная завеса становилась все гуще. Он не был обычным, этот туман; он нес в себе голод и смертельную опасность, вымораживающую тело и дух.
Когда Анжей занес кинжал Буревестника над моим лицом, туман упал на берег непроглядным сизым облаком. Оно мигом поглотило и краснолицего, уставившегося в небо остекленевшим взглядом, и воющего тощего, пытающегося уползти на бесчувственных ногах по скользким от крови камням, и меня, и безумца, мечтающего снять с раганы шкуру… Анжей бросил меня и закрыл лицо руками. Я тяжело упала на камни, рассадив щеку. Рука повисла плетью, но пошевелиться я могла, значит, позвоночник остался цел. С трудом повернув голову и прищурившись, я попыталась разглядеть, что происходит. Почему-то меня туман не трогал. В его глубине мне почудилось движение, будто огромный зверь медленно движется вперед. Я устало закрыла глаза. Камни под головой приятно холодили кожу. Жуткие вопли вокруг слились в единую какофонию, едва ли напоминая человеческие голоса. Жизнь по капле вытекала из моего тела через многочисленные порезы и раны, и я отстраненно подумала: хорошо бы, чтобы тварь сожрала меня быстро. Единственное, чего я хотела – чтобы все поскорей закончилось.
Сгусток тепла опустился на мою спину и будто погладил кожу огромной ладонью. Под ласкающим прикосновением этой силы я провалилась в небытие.
Глава 19. Белое пламя тьмы
Я горела.
Мне бы закричать, испугаться, заметаться заполошно, расцарапывая лицо в кровь в попытке стряхнуть с кожи белое пламя, но… Мне было хорошо.
Я горела ровно, чисто, словно утренняя звезда. Огонь вокруг и внутри меня был таким же холодным, как ее свет. Жемчужно светились волосы. Серебром мерцали ногти. Перламутровыми искрами разбивалась радуга над белоснежной кожей, когда я подняла руку к глазам и медленно, один за другим, выпрямила пальцы, чтобы потом сжать их и распрямить снова. Это было прекрасно – как будто цветок распускался из нежного тугого бутона. Чудесный радужный цветок...
Мир вокруг меня качался, уютно и плавно, словно колыбель. С трудом оторвавшись от созерцания радуг на своей коже, я осмотрелась. Веки поднимать было тяжко, будто они и впрямь налились серебром, самым чистым и светлым, таким, из которого делают брачные обручья. Мимо проплывал лес – моя душа, моя суть и отрада. Ясени тянули тонкие руки-ветви. Березы взмахивали платками с перламутровой вышивкой. Мудрые дубы качали седыми головами и хмурились резной листвой. Белые птицы перелетали с ветки на ветку, и их становилось все больше. Как красив был их полет! Как изящно оперение длинных хвостов и узких острых крыльев!
У подножия деревьев, скрывая подлесок, клубился густой туман. Я плыла над ним, едва не задевая его спиной. Туман сплетался с концами моих волос, легонько тянул, словно приглашал познакомиться поближе, и я подхватила тяжелую мокрую прядь, погрозив ему пальцем:
– Мы еще не настолько близки, чтобы я разрешала себя трогать.
Туман стыдливо откатился, пополз по стволам к небу – такому же молочно-белому, с вкраплениями серебристых огоньков – и обрушился вниз, разбиваясь в воздухе на тех самых птиц с острыми крыльями. Птицы закричали и упали на меня мягким мокрым комком трепещущих крыльев, острых клювов, пустых слепых глазниц. По хребту протянуло морозом, и я прозрела.
Птицы не хотели поприветствовать меня, а туман не хотел поиграть – они желали впиться в меня когтями, сорвать с тела радужную кожу, выклевать глаза, поглотить всю меня без остатка, чтобы я никогда, никогда больше не покинула пределов этой странной, страшной, чужой Серой Чащи...
Вокруг резко потемнело, и с неба полился крупный холодный дождь, мигом укравший остатки тепла –но я была ему благодарна. Тугие, пахнущие речной водой струи были настоящими: они словно смывали бело-серебристый морок, желающий пожрать меня без остатка.