Ведьмина ночь
Шрифт:
— Гишаня, — я знала, что он терпеть не может, когда имя коверкают, особенно вот так. Гришаней его именовал первый начальник, человек простой, безродный и безсильный, но поставленный над родовитым и образованным Григорием. И теперь вот щека дернулась, едва заметно, но все же. И я не отказала себе в мелком удовольствии повторить. — Гришаня, ты, вроде, взрослый человек… понимать должен, что я тоже взрослый человек. Было у нас? Было. Прошло? Прошло. Ты меня сперва выставил из дома, потом с работы, а теперь явился вот и поешь о великой
— Раньше поверила бы, — он как-то разом преобразился, стряхнув обличье слегка растерянного смущенного мужчины, который зрел-зрел и дозрел-таки до понимания, где его истинная любовь обретается.
— Раньше — да. Но вот… поумнела.
— Сила, — со знанием произнес Гришка. — Она тебе ума прибавила.
— Или опыт.
— Да ладно… я помню, какими телячьими глазами ты на меня в кабинете смотрела. Если бы свистнул, побежала бы…
Стиснула зубы. И попыталась понять. Побежала бы? Если бы он говорил иначе. Мягко, с душой, как умеет… может, не сразу. Я все-таки гордость какую-никакую имела. Но вот если бы он остался рядом. Если бы… день за днем встречались.
И его печаль.
Моя тоска, рана, которая так и не заросла. Обстоятельства. Слова… всегда все начинается со слов. И кажется игрой.
— Так чего ж не свистнул-то? — осведомляюсь.
— Скажем так… — Гришка постучал ноготком по столу. — Не было времени толком… как тебе этот городишко?
— Чудесный, — сказала я, не покривив душой. — И город, и князь…
— И роща?
— И она.
— Источник? Видела?
— Видела, — так вот, что ему надо-то. — Мог бы и предупредить.
— Не мог. Поверь, не мог… оно бы не получилось так… естественно. Афанасьев — старый гад, битый жизнью. Его так просто не проведешь.
А теперь, стало быть, получилось? Я стиснула зубы. Молчи, Янка. Молчи и слушай. Или нет… Гришка об одном забывает. Мы долго жили бок о бок. И не только он меня изучил, но и я его.
— Но у тебя получилось, — не столько спрашиваю, сколько утверждаю.
Он ведь самолюбив, Григорий Окрестин-Жабовский. Самолюбив до крайности. Болезненно. И самолюбие это не могло никуда подеваться. Скорее уж наоборот. Кто его выслушивал? Кто ему сочувствовал? Поддерживал? Кто уверял, что он — самый-самый…
— Получилось… старик, упрямый глупый старик, который решил, что умнее прочих, — Гришка встал и заложил руки за спину. — Мне нужно было, чтобы он тебя пожалел. Как же… бедная сиротка, с которой дурно обошлись.
Он фыркнул, выражая презрение ко всем, кто тратит время на жалость к сироткам.
— Ты хотел, чтобы он отдал мне силу?
— Сила? А… нет, не особо. Это случайно вышло, хотя да, неплохо… мне нужно было, чтобы он привез тебя сюда.
— Зачем?
— Чтобы тебя приняли, — он повернулся ко мне. — Или думаешь, ты тут первая?
Как раз это я и думала.
— Троих ведьм отправлял! Куда талантливей тебя.
Ну
— Сильных. Умных… готовых на многое за свой шанс.
— И что с ними?
— Вернулись. Все трое! И мямлят что-то там… рощу они не нашли! Как можно не найти рощу! Это же не дерево, не два! Это… это лес!
Вокруг тут в принципе леса растут, но молчу, киваю, Гришке поддакивая.
— А эти… — он махнул рукой. — Тогда и появилась мысль, что если кто из местных ведьму привезет, то с ней иначе сложится.
Мда.
— Вот и получилось. Ты в городе. В этом вот доме…
Которому именно ты, Гришенька, категорически не нравишься.
—…и в роще была, и источник видела.
— Надо-то тебе чего? — уточняю я, потому как хитрые планы — планами, но все одно не понятно.
— Воды. Принеси воды из источника. И мы в расчете.
— В каком? — я тоже привстала.
— Обыкновенном. Кто тебя сюда устроил? Кто тебя послал… хороший дом. Уже твой? Если нет, то скоро будет. Практика. Место. Да и сила, которую ты получила. Они дорого стоят, Яночка. Очень дорого.
— Знаешь, чего я не понимаю? — спросила, в окно выглянув. Все же не надо было его в дом тянуть, а то теперь что-то опасаюсь, что выпроводить не получится.
— Чего?
— Того, как я столько лет не замечала, какое ты дерьмо, Гришенька… иди-ка ты отсюда. И ничего я тебе не должна.
— А не боишься?
— Чего?
— Того, что я к князю пойду.
— Сходи, — я пожала плечами. — Может, он даже тебя примет.
— И что расскажу, как есть… про тебя.
— Что расскажешь?
— Правду.
— Какую?
— Что ты обманом сюда попала.
— Да ну? — мне даже смешно стало. — Каким обманом, Гриша? Смотри, я — человек подневольный. Ты велел перевестись в другое место? Я и перевелась. И да… про тебя князь тоже знает.
И не думаю, что визиту обрадуется. Как-то вот… даже не знаю, на чем эта уверенность основана, но не думаю.
— Он все знает. С самого начала… такой уж… упыри — отличные менталисты, особенно старые. Так что сходи, глядишь, впервые в жизни и исповедаешься. Только не уверена, что грехи отпустят. Все же князь слегка не по этой части. Но выслушает превнимательно.
Гришку перекосила.
— Вода… — он наклонился, опершись на стол, покачнулся. — Мне нужна эта вода!
— Зачем?
— Чтобы…
Замолчал.
— Так зачем? — повторила я вопрос. — Правду, Гриша. Правду давай. Если, конечно, сможешь. Тем более… вода эта…
— Машку вылечить, — выдохнул он.
Неожиданно.
Это… он её в самом деле любит? Хотя… что-то не уверена, что Гришка способен любить кого-то, кроме себя самого. И ныне вот хмурый, бровями шевелит.
— Эта вода… — как бы ему доходчивей объяснить. — С чего ты взял, что она вылечить способна? Насколько я знаю, с нее может и хуже стать. Много хуже. Там…