Ведьмина печать. Ловушка для оборотня

Ганова Алиса

В голове возник образ Аны в тонком, вызывающем наряде, с разрезами до бедер.

«Надо купить ей такое. Шелковое…» — представив, как она в соблазнительном платье, с высокой прической, что носят фа при дворе, опускается на колени, облизнул от возбуждения губы.

«Слишком много о ней думаю! Недостойна!» — одернул себя Асаар. — Хорошо бы отвлечься. Если невозможно одно удовольствие, надо обдумать другое. Пожалуй, хорошая трапеза порадует…» — и двинулся на запах свежей крови, что доносил прохладный осенний ветер.

Лишь навестив скотобойню и наевшись досыта, почти перед рассветом

Сар вернулся на хозяйский двор. Едва переступив ворота, ему померещился ее дух.

«Привязалась же! — от раздражения сплюнул на землю. — Она просто самка, обычная самка для удовольствия. Попадись другая великанша, не заметил бы разницы!» — успокаивал он себя, однако, уловив у пристроя для слуг хорошо знакомый, влекущий запах, сердце от волнения забилось быстрее.

«Не может быть! Как?» — грудь щемило от волнения и ожидания неприятностей. Так и подначивало залезть, посмотреть, но хлипкие стены могли не выдержать его веса и обвалиться.

Он долго ворочался на подстилке, пытаясь разобраться: рад ее появлению или огорчен? Уснул, не найдя ответа, а утром встал раздраженным и озлобленным.

Одевая под рубаху мешок, плотно набитый тряпьем, изображавшим горб, Асаар раздумывал о реакции Аны на его вид. Положенные за щеки орехи, перекошенные губы, сутулость и блаженный вид сильно изменили его.

«Как отнесется, когда увидит? Проболтается, если уже не успела?» — мысли прервались, когда свернув в коридор, увидел аппетитную, крепкую задницу, которая могла принадлежать лишь ей.

Асаар, хоть и допускал, что она тут, от потрясения остановился, а Ана, почувствовав взгляд, обернулась. Они замерли, разглядывая друг друга.

Если раньше Юлиана мечтала при встрече наброситься и расцарапать наглую рожу, то оценив маскарад, растерялась.

«Если дошел до такого, неужели ему так несладко?!» — ошарашенная видом дикаря, она взирала на него с открытым ртом, стоя на коленях и хлопая глазами.

Сар тоже молчал, впечатленный позой Аны. Натирая паркет, она столь аппетитно виляла бедрами, что удивление и злость сменились желанием. Окажись они в сумерках, Асаар нашел бы укромный угол, но утром прислуга носилась по дому, и следовало быть осторожным. Послышались шаги.

— Не бойся его: Вал полоумный, — успокоила Юлиану Калана, управляющая хозяйством. — Ой, а вы не родственники?

Растерянная Анка отрицательно покачала головой.

— Оба высокие, молчаливые, ну, я и подумала… Ты, Вал, не стой, иди, работы много!

Под пристальным взглядом Аны, дикарь пустил слюну по подбородку и двинулся к кухне.

Юлиана еще долго не могла прийти в себя, не понимая, что произошло, раз спесивый Улаур опустился до облика юродивого.

— Если понравился, угости сладким, он любит… — хитро подмигнула женщина и убежала на кухню, а онемевшая от возмущения Анка не могла подобрать слов.

«Козлина! Скотина! Ненавижу! Кобель! — задыхалась она, с остервенением натирая пол. — Я, как рабыня, пахала у сектантов, а он тут девок ублажает! Прибью!»

В прежней жизни она свела бы общение с таким человеком до минимума, но в небольшой школе фа Каллы как ни пыталась, избежать случайных встреч не удавалось. Если мыла посуду, он таскал воду.

Помогала на кухне — дикарь приносил дрова… Всякий раз Юлиана напускала равнодушие и шествовала с такой напыщенностью, что в первый же день получила прозвище «Гордячка» и неприязнь остальных служанок.

— Эй, Ана! Ему хрупкие нравятся, а не такие дылды, как ты! — издевались на кухне, заметив странную, натянутую холодность между нею и Валом.

Стиснув зубы, Юлиана надевала маску безразличия, в то время как на душе скребли кошки. Злые слова удачно ложились на воспоминания злой усмешки Улаура, когда он заявил, что предпочитает маленьких.

«Скотина просто использовал меня! — от стыда Анка готова была сквозь землю провалиться. Она-то надеялась, что дикарь испытывает к ней симпатию, а оказалось, что он обыкновенный озабоченный мерзавец. От воспоминаний, как ублажала его, к горлу подступала тошнота, не говоря уже о шквале чувств, что испытывала при встрече. При его появлении поднималась ярость, и именно она придавала сил и удерживала слезы. Юлиана не хотела показаться слабой.

Первые дни о ней только и судачили. Усмехались в глаза, однако Анка держалась, стараясь трудиться усерднее. За это Калана, затыкала нахалкам рты:

— За работу! Нечего трепаться. И смотри, Улка, будешь с радостью злословить, увлечешься и палец отрежешь. Мало того, что блюдо испортишь, так я за него с тебя вычту!

После нагоняя наступала тишина, однако вскоре все повторялось вновь.

* * *

В Асааре боролись желание и гордость, которой у него было не меньше, чем у Анки. Он спас ее, а неблагодарная девка теперь воротила нос и избегала встреч, чем сильно задевала его. Сару хотелось, чтобы ее кровь бурлила от похоти, чтобы она как прежде смотрела на него с вожделением, но от заносчивой Аны веяло ледяным холодом.

«Ничего, — мстительно усмехался он, — нарвешься на неприятности, прибежишь!»

«Ничего! Раздразню и обломаю! Ни за что больше не дамся!» — мечтала Юлиана о том, как отошьет сволочь и хоть как-то потешит уязвленную гордость.

День за днем недовольство и обида в обоих росли. И служанки, за неимением других интересных сплетен, не оставляли их в покое. Строили невероятные домыслы, пытались достать Анку, надеясь, что в запале она выболтает причину ссоры, однако та хранила стоическое молчание.

Никто не догадывался о ее переживаниях. Изображать гордость можно было хоть до скончания века, однако дикарь равнодушно игнорировал ее холодность, будто она была пустым местом. Умом понимала, что он отличный актер и лицемер, но все равно мучила обида.

Чтобы хоть как-то привлечь внимание, старалась ходить в аккуратном платье, выданном управляющей, пощипывала щеки, смазывала губы маслом, чтобы блестели, однако Улаур, он же теперь Вал, был как камень.

Тонкий нюх, который внезапно появился у нее, так же неожиданно пропал, и Анке ничего не оставалось, как решать головоломку по укрощению и нанесению возмездия нахалу собственными силами. Когда уже почти отчаялась, вспомнила, как средневековые куртизанки наносили собственные феромоны на шею, запястья и за уши, и от отчаяния решила последовать их примеру.