Ведьмина сила
Шрифт:
— Какое проклятье?
— У нас нет выбора. Мы — древний род палачей. Заложники Жизни. Когда-то моя прапрапра подписала кабальный договор с наблюдателями: они берегут и защищают ее род от охоты на ведьм, а она и ее потомки служат палачами. До скончания времен. А когда кровь пропитывается одной и той же силой, выбор исчезает. У всех юных ведьм есть Ночь выбора и три-четыре сферы силы, из которых можно, собственно, выбрать. Но не у меня. И не у моих детей. Мы обречены рождаться палачами и рожать палачей.
— А я?
— Ты — тоже потомственный палач. Не знала? Да, ты из потухшего рода, первая ведьма за восемь поколений. Но твоя прапрапра тоже была палачом, иначе Ехидна не смогла бы так
— Значит, и меня… по договору защищали?
Долгая-долгая пауза, и виноватое:
— Прости, детка. Должны были защитить. Не по договору, но… За тобой присматривали с самого рождения. В тебе ощущалась сила, и твои родители знали… Но не уберегли. Подозревали, что Ехидна тоже следит за такими, как ты — из потухших родов. Урожденных ведьм защищает Круг, нас — наблюдатели, а вы… Ведьма, что следила за тобой, исчезла бесследно за сутки до появления Ехидны. А у нас не нашлось свободного человека, и пришлось просить Круг. И вот, — Элла осторожно коснулась ожога, — к чему это привело… Прости.
Мара ничего не ответила. Только снова посмотрела на своего окоченевшего «пациента».
— И как его поднять?
— Поднимать еще рано. А вот пытать — пора.
— Мертвого?! Он же…
— Ничего не чувствует. Да. Привыкай… именно к этому. Так должно быть… всегда.
— У меня не получается… Почему у меня никогда ничего не получается, как надо?..
Элла хмуро смотрела на свою ученицу и не решалась объяснить. Рассказать то, что ей поведала специалист по древним проклятьям. Потому что «ожоги»-кандалы нарушали энергетический обмен. И потому что они были не только маяком и порталом в тело. Они были и односторонним каналом. И Ехидна пила из девочки силу, как сок из стакана через трубочку. И магическую силу пила, и… жизнь.
— Почему, Эля?..
— Надо больше тренироваться. Ты не можешь оценить собственные ресурсы и не понимаешь, сколько в тебе силы. Ни в целом — как в ведьме, ни на данный момент — для одного заклятья. Не чувствуешь ее. Пока закончим с пытками. Будем учиться медитировать. Восстанавливать ресурсы и ощущать силу.
Только вряд ли это поможет, предупреждали специалисты. Если Ехидна не опомнится и не найдет себе другой источник жизни, она высосет из Мары все силы до того, как. И убьет. А может, специально высасывает. Поняла, что сглупила, выбрав слабую ведьму, без поддержки рода и перспективы Пламени. А Пламя ей необходимо, иначе она убьет при переселении слабое и неподходящее тело.
А жертва в кандалах может быть только одна.
Но, добавляла специалист, выплеск из капища не за горами, и новая девочка, даже если Ехидна ее найдет, не успеет повзрослеть и набрать нужный уровень силы. Скорее всего, безумная ведьма не понимает, что творит. Забыла, каково это — быть юной и слабой, рехнулась окончательно, умерев. Почти умерев.
Шансы есть всегда, говорила бабуля. Но чтобы их создать, нужно свести в одной конкретной точке очень много случайностей и приложить массу усилий.
— Не вешай нос, поняла? Работай.
— Куда мы идем?
— На Тропу палачей. Я хочу познакомить тебя со своей семьей.
Штаб-квартира наблюдателей находилась за городом, в бывшем здании старинного санатория, в окружении огромного парка. И из-под осенне-золотистых берез на них смотрели…
— Что это?..
— Иллюзии. Мороки. У нас одно время работал парень-иллюзионист. Из другого округа, но он там что-то натворил, и его сослали сюда. Думаю, спрятали — видать, кому-то влиятельному
Приятная белокурая женщина встала с усыпанной рыжей листвой чугунной скамьи, улыбнулась, коснулась дрогнувшей щеки Эллы. И наставница замерла, впитывая прикосновение. Иллюзорное, но такое… настоящее.
— Как ты можешь?.. — тихо спросила Мара. — Как ты можешь жить так… спокойно? И не мстить?
— А кто тебе сказал, что я живу спокойно? — впервые со времен знакомства в невозмутимом голосе Эллы проявилось нечто похожее на раздражение. Злость. Неприязнь. И взгляд стал страшным. Леденяще-жутким. — С чего ты это взяла? Думаешь, легко сидеть здесь и учить тебя, когда эти монстры живут и чувствуют себя чудесно? Защищенно?
Девочка отшатнулась. Нет, уже не девочка. Уже. Ей почти двадцать. И парень появился. А внутри — всё тот же маленький, колючий и испуганный ежонок, готовый ощениться и забиться в угол. И зашипеть, отбиваясь из последних сил. Но повода не было. Не давали. Приучали и приручали.
Элла выдохнула и быстро пошла по осенней тропе вперед, мимо встающих ей навстречу женщин. Прямая, точно палку проглотила, распахнутый черный плащ взвивается крыльями, отросшие волосы путаются в порывах влажного ветра, под низкими каблуками сапог хрустят, ломаясь, листья и тонкие ветки.
У последней фигуры она остановилась, поджидая ученицу.
— Это, — сказала почти ровно, — моя прародительница. Елизавета Петровна. Нет, не императрица, — даже улыбнуться смогла. — И родилась намного раньше.
На женщине было странное одеяние — длинная светлая рубаха до пят, вышитая красным по вороту, плетеный пояс. Светло-русые волосы свободно распущены. Лицо… неприятное. Нос крючком, глаза серо-голубые, колючие. Такие же невозможно светлые и отражающие свет, как у Эллы.
— Она приходит ко мне с тех пор, как я лишилась наставниц. И учит, — Элла задумчиво смотрела на свою прародительницу, а та отвечала ей нечитаемым взглядом. — У ведьм так принято — за недоученными присматривают предки. Передают знания рода. Не все, конечно, рассказывает, знает, что у нас есть запреты на некоторые умения… И на первом же уроке она мне сказала то, что говорили и бабушка, и мама — палач не имеет права на месть. Палач рождается, чтобы наказывать. Карать. Казнить. Но не мстить.
— Какая разница, если?.. — возмутилась Мара.
— Большая. Очень большая. На палача всегда работает команда. Одни вынюхивают и высматривают, вторые ведут по следу, третьи собирают информацию и улики… И пока вина не доказана — за исключением явных случаев вроде Ехидны, — палач ждет и не вмешивается.
— Но…
— Пойми одно, Мар, — Элла посмотрела на нее сверху вниз, внушительно, — если, например, ты сейчас сорвешься и побежишь искать Ехидну… Сначала ты, вероятно, будешь следить, расспрашивать, высматривать, собирать слухи. А потом вспомнишь, — и ее рука легко коснулась локтя с ожогом, — что твое время уходит. Безвозвратно. И его всё меньше и меньше, и Ехидна к тебе всё ближе и ближе. И сорвешься. Уже не будешь проверять сведения. Нет, ты начнешь пытать каждого, кому знакомо имя ведьмы. И очень быстро станешь невосприимчивой к чужой боли, забудешь о том, что мучаешь живых. И пытать, вспоминая прошлое, будешь так, что… И превратишься в чудовище. В одного из тех, за кем охотишься. И тогда уже за тобой пошлют палача. Меня. И не сведения вытянуть, а убить, как бешеную собаку.