Ведьмина сила
Шрифт:
Домашнее тепло обволакивало и сбивало настрой, чему немало способствовал сытный ужин. Я не стала ждать Стёпу. Помыла руки, села за стол и навернула одну за другой: две порции борща, две — жареной картошки с солеными грибами. И пряники с травяным чаем. Отец Федор смотрел понимающе и не удивлялся, куда все влезает. Перед работой в меня всегда влезало больше положенного, а если вспомнить, что сегодня, то есть вчера, был только утренний омлет…
— Работа продолжается, палач? — повторил он задумчиво. И хмуро уточнил: — Кто?
Допивая третью
— Живущая здесь умерла три недели назад, — и повертел бумажку в больших мозолистых руках. — Возраст. Лично отпевал. Ты же не думаешь…
— …что она восстала? Нет. Я в эти сказки не верю, — я прожевала пряник и велела себе встать. Но согревшееся и отяжелевшее тело пока не слушалось. — Но, вероятно, у нее нашлась «дальняя родственница», которая нагрянула в деревню дом посмотреть, покрутилась для вида, а потом якобы уехала. А на самом деле днем хоронится, а вечером, когда все спят, за закрытыми ставнями готовит, магичит…
Я посмотрела на напряженное лицо заклинателя и улыбнулась мягко:
— Отче, вы же умный человек. Верующий, ученый, заклинатель со стажем… Ведьм, вероятно, встречали немного и мало о нас знаете… но поверьте, восстающие ведьмы есть только в «Вие» и тому подобных легендах. Я — палач, и вы, должно быть, обо мне слышали. И я точно говорю — ведьмы смертны. И они или умирают раз и навсегда, или превращаются в нежить — природную хуфию, которая тихо в подполе сидеть не будет. И неприятности начнет доставлять сразу.
Хлопнула входная дверь, и я заставила себя вылезти из-за стола. Кухонька маленькая, для холостяка, — обычная газовая плита, узкий сервант с посудой да столик с двумя табуретками.
— И вы бы почувствовали нежить — от нее тьмы, как от раздавленного лесного клопа вони, — пояснила негромко. — А вы — темный, как и все заклинатели. Нет, в доме прячется живая ведьма, и мне нужно с ней поговорить. Стёп, — добавила, обернувшись: — Будь другом… садись есть. А я — по делам. Без тебя. Приятного аппетита. Спасибо за ужин, отче. Не ждите меня скоро. И не вмешивайтесь, что бы ни случилось.
— Плащ мой возьми, непромокаемый, — посоветовал отец Федор, посмотрел на разочарованное — опять! — лицо Стёпы, крякнул и достал из серванта бутыль самогона.
Коллега посветлел лицом, и я поняла, что в город мы вернемся нескоро. В лучшем случае, завтра вечером. Или ночью. Но это, в общем, удобно — для работы… Пусть стресс снимает. Как он по этим страшным, с позволения сказать, дорогам больше трех часов прорывался, герой… Заодно и выспится. В городе-то спишь по восемь-десять часов и не высыпаешься, а на природе поспал шесть часов — и словно заново родился.
— Ты хоть понимаешь, с кем связался, сын мой? — донеслось из кухни спокойное и сочувственное. Ведьм отец Федор уважал, но не против веры.
— Конечно, — с набитым ртом отозвался Стёпа.
Дальше я слушать не стала. Надела непромокаемый плащ, утонув в нем, и вышла на крыльцо, тихо притворив дверь. Дождь по-прежнему хлестал, как одержимый, небо расчерчивали молнии. Добротные одноэтажные дома казались съежившимися. Я прислушалась к ощущениям, кивнула себе и спустилась с крыльца. Сила палача почуяла жертву и указала четкий путь.
Бумажкой с адресом я так и не воспользовалась. Шла по ощущениям, таща на себе тяжелый плащ, вздрагивая из-за непредсказуемо громких громовых раскатов и не видя под капюшоном даже собственного носа. Под промокшими ногами хлюпала грязь, джинсы противно липли к ногам.
Кто?.. Муза или?..
Заждавшееся сердце билось так устало, так… по-человечески.
Хижина ведьмы находилась на окраине — жалкая, покосившаяся хибарка, унылая на фоне крепких домов. Видно, прежде долго стояла брошенной — бревна почернели, краска с покосившихся ставней слезла, крыльцо провалилось. Женщина, нашедшая здесь три недели назад смерть, немногое успела сделать — по сути, только умереть.
Я толкнула незапертую калитку и вошла. Запущенный участок зарос крапивой, лопухом, спорышем и дикой малиной. Вокруг дома отцветали, теряя последние лепестки под порывистым ветром, яблони. Пройдя едва заметной тропой, я осторожно поднялась по прогнившему крыльцу и открыла дверь. В лицо пахнуло влажной гнилью и ветошью. И ни одного защитного заклятья — даже знака, ни капли силы…
Ведьма сидела в единственной комнате у окна, лицом к двери. Скрипело противно старое кресло-качалка, тощие колени укутывал изъеденный молью серый плед, на впалое морщинистое лицо угрюмо ложились отсветы молний.
— Долго же ты ходишь, палач, — и она криво ухмыльнулась. — Тебя только за смертью посылать. Заждалась уж.
Я прикрыла дверь и промолчала, с удивлением ощущая слабую пульсацию под плащом. На поясе. Он наконец заработал, но… слишком поздно. Анна Семеновна, прозванная за умение усыплять души и изменять их под себя с помощью снов Морфеем, умирала.
— Садись, коли пришла, — ведьма кивнула на косой стул, который, вместе с шатким столом, громоздким буфетом и продавленным диваном, составлял всё комнатное убранство. — Садись. В ногах правды нет. Безобидна я. Договориться хочу.
— Покажите вашу руку, — попросила я тихо.
Скинула на стол тяжелый плащ, сняла одно кольцо и подбросила его к потолку. В затхлом воздухе повеяло свежестью, и над нами распустил щупальца-лучики оранжевый цветок, озаряя облезлые грязно-серые обои и заплесневелый потолок. Дождь забарабанил по крыше с удвоенной силой.
Ведьма усмехнулась горько и послушно закатала рукав выцветшей шерстяной кофты. Еще недавно она была молодой синеглазой красавицей, а теперь передо мной сидела безобразная старуха, прячущая под косынкой лысеющую голову. А под длинным рукавом — дымящую черным рваную рану на левом локтевом сгибе — на месте «угля». Я невольно отвела взгляд, сглотнув. Давнее воспоминание обожгло виной.