Ведьмы Алистера
Шрифт:
Возвращаясь в свою комнату, она старалась дышать только через рот, что не особо спасало. Проходя по пути мимо спальни Мегги, девушке оставалось только радоваться, что сестра ещё спит, а потому не сможет навязать ей какую-нибудь дурацкую кличку относительно её новых умопомрачительных духов. Однако мысленно Марта всё же стала перебирать возможные варианты, хоть словесно изощрённые оскорбления и не были её сильной стороной. Самым мощным из того, что она смогла придумать, была «королева навозной кучи». Детский сад какой-то, честное слово.
Дойдя до спальни,
Марте катастрофически нужен был отдых. Отдых, который в ближайшее время ей не светил. Оставалось надеяться, что хотя бы душ девушке сегодня достанется. Как же пали её стандарты прекрасного!
Марта стянула свою потрёпанную жизнью одежду. Вчера она не нашла в себе сил на игры в переодевание и так и уснула, безжизненно повалившись на кровать.
Перчатки кислотно-жёлтого цвета не особо хотели надеваться поверх бинтов, но девушка их победила, радуясь тому, что ей удалось дотянуть резину почти до локтя, полностью спрятав бинты.
Чистое тело, чистые волосы и никакого тошнотворного запаха пота! Это ли не счастье? Да будет же благословлён человек, придумавший водопровод. Суша волосы феном прямо над раковиной, Марта всё же осмелилась вновь посмотреть на себя в зеркало. Лучше бы она этого не делала. Одно дело — знать, что выглядишь отвратительно, и совсем другое —видеть это собственными глазами.
Марта похудела. Щёки впали, а под глазами, которые стали казаться больше из-за осунувшегося лица, залегли мешки, в которые вполне можно было складывать вещи первой необходимости. Губы пересохли и потрескались. Она выглядела, как жертва месячного запоя, не иначе. И виной всему этому был лишь один человек.
Коул Томсон.
Марта бы с радостью поджарила его на вертеле, как молодого поросёнка, за всё, что он сделал с её жизнью. Но она не могла так поступить. Не после того, как он дал согласие на сотрудничество. Так что, послав своему потрёпанному отражению вымученную улыбку, девушка закуталась в полотенце и вышла в спальню.
Сегодня у неё было много дел. Очень много. И первым пунктом в списке было найти нормальные перчатки, потому что надеть ещё раз те, что одолжила у Кеторин, Марта не могла. Ярко-голубые и атласные они привлекали к себе уж слишком много внимания. Даже удивительно, что Коул вчера не отпустил никаких комментариев на этот счёт.
Единственные перчатки, которые девушка смогла найти в своём шкафу, оказались чёрными и шерстяными. Марта толком даже не знала, как те затесались в её гардероб — она не любила чёрный цвет.
Проблема была в том, что перчатки закрывали только кисти рук, так что нужно было найти ещё и верх с длинным рукавом, чтобы это не выглядело странно. Марта тщательно перебирала вешалки со своей светлой одеждой: шифоновые блузки, кашемировые водолазки, шёлковые топы — ну не было у неё такой одежды, с которой шерстяные перчатки смотрелись бы нормально и буквально бы не кричали: «Эй, смотрите, она что-то скрывает!»
Марта нагнулась и достала с нижней полки коробку со старыми школьными вещами, до которой всё никак не доходили руки, чтобы отнести в благотворительный фонд. Там действительно оказалась подходящая чёрная вещь: длинный кардиган, который Марта надевала лишь раз — на похороны мамы.
Откровенно говоря, ей не хотелось его надевать. Хотелось скорее сжечь этот пропитанный скорбью кусок ткани. В какой-то момент девушке даже показалось, что он пахнет кладбищенской сыростью и разложением. Марта прекрасно помнила этот запах сырой земли, которую кидали на мамин гроб. Но нет, ничем таким он пахнуть просто не мог — то были лишь её болезненные фантазии и воспоминания.
Стараясь отогнать от себя тяжёлые мысли, девушка поспешила к своему комоду с бельём. Ей нужно было подобрать броню, которая защитила бы её от всего вокруг, поэтому она остановила свой выбор на комплекте из атласа и кружева с таким количеством декора, что в начале даже не знаешь, на что смотреть.
Надев поверх белья приталенное платье с длинным рукавом — бежевое, как и большая часть её вещей — девушка почувствовала себя чуточку лучше.
Марта как раз застёгивала передние пуговицы на платье, когда в дверь постучали. Она быстро натянула перчатки, прежде чем разрешить отцу войти: в их доме только Алистер Рудбриг не входил в комнаты дочерей без разрешения; Мегги, в отличие от него, ворвалась бы без промедления.
Однако отец не вошёл, а лишь открыл дверь и застыл на пороге с обугленным пальто в руках. Пальто, которое Марта так и не вынесла на мусорку.
— Доброе утро, — спокойно поприветствовала девушка. Её попытка сохранить произошедшее в секрете провалилась по собственной глупости. — С каких пор ты копаешься в мусоре?
— С тех самых, как нахожу огромный чёрный пакет посреди кухни. На тебя снова напали? — мужчина бегло осмотрел Марту, но в его лице ничего не поменялось. Ни малейшего намёка на переживание.
— Нет, — коротко ответила Марта.
Алистер кивнул.
— Если нападут — скажи.
Он ещё раз кивнул будто бы сам себе и, развернувшись, скрылся где-то в доме, даже не закрыв за собой дверь.
А Марта рухнула на постель рядом с треклятым кардиганом. Дышать было тяжело. Отец, как и всегда, даже не спросил, в порядке ли она. Хотя бы из вежливости не осведомился, как она себя чувствует. «Напали? Нет? Ну и ладно — скажи, если что». Даже не спросил, что произошло! Разве таким должен быть разговор отца с дочерью? Марта закусила изнутри губу, глотая непрошенные слёзы. Она не будет плакать. Она никогда не будет из-за него плакать.
Возможно, ему действительно стоило умереть. Тогда она могла бы оплакивать мёртвого, а не страшиться глухой пустоты в присутствии живого.