Ведьмы горят на рассвете
Шрифт:
Повесив шнурок на шею, прячу кулон под рубашку. Теперь самое сложное. Вытаскиваю осколок черепа и – лишь смотрю на него. Я собиралась оставить его здесь, чтобы земля сберегла его для меня втайне, но теперь эта идея вызывает лишь отвращение. Под землёй, словно в могиле, будет лежать часть меня. Без сна и в вечном забвении. Во мраке.
«Твой выбор, твоя ложь, твоя смерть…»
Нет, я не выдержу.
Оставив свою маленькую могилку пустой, я не оборачиваюсь, когда ухожу и возвращаюсь в квартиру.
* * *
Скользнув
Лампа всё ещё горит, утро всё ещё ранее, а в квартире тишина. Я отсутствовала не больше двадцати минут. Чтобы о моём незапланированном путешествии ничто не намекало, стягиваю грязные ботинки прямо у двери и собираюсь унести их обратно в ванную, но когда распрямляю спину, слышу щелчок.
Щёлк, щёлк.
ЩЁЛК.
Не такой, как если бы кто-то щёлкал пальцами, а более резкий, металлический.
Из темноты длинного коридора выходит фигура, и в руках у Мира зажигалка. Он щёлкает по стартеру, и появляется мерцающий огонёк. Он позволяет пламени угаснуть, и его большой палец щёлкает снова. И снова пламя угасает, и снова он щёлкает. И снова, и снова. Смерть – свет, смерть – свет.
Вид пляшущего огня одновременно гипнотизирует и пугает.
– Где ты была? – спрашивает Мир.
Импульс сказать правду вертится на языке, но потом угасает как пламя. Взгляд Мира медленно скользит по моей измазанной травой пижаме, по ботинкам в моих руках, по грязи под ногтями. Бессмысленно теперь прятать ботинки, так что я просто швыряю их на пол, пожимая плечами.
– Когда я не могу уснуть, то выхожу погулять, ищу сны. – Встречаю его взгляд, когда тот замирает на моём лице. – А ты? – В глубине души я робко надеюсь, что он расскажет мне, чем занимался за ноутбуком, поделится переживаниями. Но, конечно, он не рассказывает.
Мир лишь продолжает смотреть на меня, продолжает щёлкать.
– Ты ведь понимаешь, что если у меня есть твои кости, я могу отследить местоположение твоей души за пару минут, верно? – он снова тянет слова как в разговоре с ребенком. – И найти тебя где угодно.
«И всё же ты не отправился за мной тотчас. Почему?»
– Конечно, знаю, – говорю я беспечно, пытаясь преподнести всю сложившуюся ситуацию как нечто незначительное. – Поэтому-то я и вернулась, видишь? – «Поэтому-то ты и начнёшь мне доверять». Направляясь в свою комнату, прохожу мимо него на безопасном расстоянии, чтобы ему не пришлось снова притворяться и отстраняться от моего прикосновения. – Но если хочешь меня приручить, придётся приковать к батарее наручниками. Как тирану. – Последнее слово звучало забавнее в голове. И я понимаю, что совершила ошибку, как только произношу его вслух.
Размеренные щелчки зажигалки стихают.
– Тебя убил Влад?
Что-то обрывается в груди. Услышав имя, чувствую, как ноги холодеют, а щеки вспыхивают. Будто я снова в больничном дворе, где неуклюжий мальчишка с костылями смеется над мыслью о том, что герои всегда побеждают. Снова на вечерней улице, и ведьмовская книга кажется тяжёлой в руках. Я снова на берегу реки, слышу уверенное сердцебиение Влада, а мой свежий сигилльный шрам покалывает.
Обернувшись через плечо, я лишь молюсь, что Мир не видит, как я вздрогнула.
– Ты знаешь Влада?
– Так это был он? – Мир даже не моргает. – Он тебя сжёг?
– Формально, меня сжёг огонь.
– Но он устроил пожар?
– Упавшая свеча устроила пожар.
С лицом Мира что-то не так. Может, виной всему полумрак в коридоре, а может, эмоции затмевают мне взор, но до этого мне казалось, что ему семнадцать, как было и мне, когда я умерла. Теперь он кажется старше, восемнадцать? Девятнадцать? Его орлиные черты лица спокойны, а осанка расслаблена; людям нужно время, чтобы овладеть такой выдержкой, но вот глаза… Он не научился контролировать глаза. Потому что они бездонны от гнева.
– Я не понимаю, огонёчек, – начинает он с такой же безмятежностью в голосе, как и на лице, и от этого только страшнее. Невозможно предугадать его следующий шаг. – Ты его защищаешь? Или боишься?
Снимая плащ, выдавливаю из своей груди смешок.
– Я убила пять человек, Мир. Думаешь, боюсь одного мальчишку?
Наконец его лицо принимает более-менее реалистичное выражение, и усмешка зарождается на губах.
– Семь человек вообще-то. Плюс ты виновна в том, что два дома сгорели дотла. По крайней мере так утверждает полицейский отчёт.
«Семь?»
– Не знала? – моё лицо, должно быть, выдало меня, потому что усмешка растягивает губы Мира шире. – Ты вообще хоть кого-то убивала? – он снова щёлкает зажигалкой, смотрит задумчиво на пламя, прежде чем дать тому потухнуть, а потом бросает зажигалку на тумбочку рядом с букетом засохших цветов с таким видом, будто ему всё наскучило. – Видишь ли, все думают, что ты убийца и психопатка. Включая меня, разумеется. Неужели не устала от того, что тебя обвиняют во всём плохом, что происходит вокруг? Неужели не хочешь справедливости? – смех у него выходит мрачный. – Ну правда, только скажи, и наручники твои. Здание старое, батареи не предусмотрены, но если хочешь, могу приковать тебя к креслу. Кажется, тебе оно понравилось.
«Я хочу, чтобы наш разговор закончился».
– Справедливость меня уже однажды погубила, Мир.
– Тогда докажи, что не психопатка.
– Ты меня не знаешь.
Он не отвечает и не смотрит больше в мою сторону, так что я разворачиваюсь, мечтая поскорее убраться в комнату и остаться одна.
– Знаешь, что мне интересно? – раздаётся его вопрос за моей спиной.
– Нет.
– Мне интересно, сделала ли ты всё то, что сделала, ради удовольствия. Или, притворяясь хищником, просто спасаешь себя от участи жертвы.