Ведьмы горят на рассвете
Шрифт:
Несмотря на то, что уже поздняя весна, на улице всё ещё холодно. Погода в Сент-Дактальоне всегда капризная, как… как ребёнок, который знает, что родители где-то прячут печенье. Целый день может стоять пасмурная меланхолия, но дождь так и не пойдёт, или же может выглянуть слепящее солнце, которое через пару минут сменится ливнем. Прежде чем выйти из квартиры, я нашла в шкафу спальни кое-что потеплее: джинсы и свитер с воротом, за которым не видно мой кулон. Однако я так и не осмелилась посмотреть в зеркало, так что понятия не имею, выгляжу ли я презентабельно, нормально, живо –
Когда я ничего не отвечаю, Лаверна вытаскивает из кармана жвачку и незатейливо рвёт ногтями обертку.
– Не будь такой зажатой, – говорит она, кладя одну, две, три жевательных резинки на язык. – Ты можешь быть со мной откровенной.
– И с чего бы мне быть откровенной с кем-то, с кем я разговариваю впервые в жизни, Лаверна?
– Просто Лав. Именно потому, что ты разговариваешь со мной впервые в жизни? Я ничего не жду от тебя – ты ничего не ждёшь от меня. Мы идеальная пара. – Мне интересно, репетировала ли она эту речь. Может, Мир или Ади, или кто-то ещё попросил её со мной пообщаться, разговорить меня. Её голос звучит мягко, но в то же время отстранённо, на дружелюбной дистанции, которую ты соблюдаешь с коварным незнакомцем.
«А может, Лаверна просто хочет создать хорошее впечатление, как любой нормальный человек, может, она просто нервничает». Почему я не могу поверить, что бывают люди с добрыми намерениями? «Ах, да, потому что последний, кому я доверяла, меня предал и оставил умирать».
Мало кому хочется гулять в такой холодный день, и чем дальше мы заходим, тем меньше народу нам попадается. Парочка детишек с бабушкой проходят мимо и исчезают за кустами, и остаётся лишь седая женщина, читающая газету в киске со снеками.
– Любишь вафли? – начинает опять неугомонная Лав. – Тут они вкусные, тонкие и хрустящие, завернутые в трубочку и с начинкой.
Несмотря на то, что кофе со вкусом грязи составило плохой завтрак, и мой желудок урчит от одной мысли о вафлях, я говорю:
– Нет.
Игнорируя мой отказ, Лаверна разворачивается лицом к парням, продолжая шагать спиной, и предлагает остановиться.
– Ненавижу вафли, Лав, – качает головой Аделард. – Давайте перекусим где-нибудь попозже. И разве ты не следишь за фигурой, или типа того?
– Переживай за фигуру свой невесты, а не за мою, – язвит Лав, очаровательно улыбаясь. – Заметила, она в последнее время ест много сладкого, а хрупкой я бы её и раньше не назвала. Кроме того, – её взгляд перемещается на Мира, – ты ведь любишь вафли. – Мир никак не реагирует на её хлопающие ресницы. – Купи мне одну с солёной карамелью, хорошо?
После долгой паузы, Мир поворачивается ко мне.
– А тебе что?
– Ничего. Я тоже ненавижу вафли. – Доедать бутерброды с вареньем из холодильника – это одно, а позволять кому-то платить за твою еду – совсем другое. От этого ты чувствуешь себя обязанным, купленным. Мне не нужна причина для того, чтобы благодарить людей, которых я планирую обмануть, вынудив их отдать мне мои кости, а потом сбежать в теле их подруги.
Когда парни отходят к киоску, Лав усаживается на повалившееся неподалёку от тропинки дерево. Бревно повернуто к старой детской площадке, которая уже слишком ржавая и разбитая, чтобы на ней играть. Если верить городской легенде, эта роща однажды была имением купца, который ненавидел детей; он утонул в пруду, а его особняк превратили в детский сад. «Какая жестокая шутка».
И всё же природа здесь красивая, ей нет дела до шуток, деревья высокие и зелёные, а воздух свежий, напоминающий мне о парке дома, где я когда-то гуляла с Богданом. Как только получу свою жизнь назад, отправлюсь куда-нибудь, где нет ничего кроме природы. Мир так прекрасен без людей, он-то заслуживает доверия. Слышала, за городом есть озеро, может, я могла бы жить там. Найти домик и наблюдать, как солнце всходит из воды по утрам. Если не могу попасть в рай и избежать ада, то создам собственное убежище.
Надувая пузырь из жвачки, Лав громко его лопает и косится на меня. Ещё раз надувает. Ещё раз косится. И ещё раз.
– Как ты тут оказалась? – спрашиваю я, поймав её любознательный взгляд на себе в четвёртый раз.
Лав растерянно морщится.
– Как узнала о магии? – уточняю я. – Для большинства это просто сказка.
– Хм-м… Ну, моя бабка была цыганской гадалкой и умела говорить с мёртвыми. По крайней мере, мне так сказали. – Лав чавкает, раздумывая. – Но ты же спрашиваешь не об этом, а? Мы с подругой однажды вляпались в кое-что. Кое-что плохое и противозаконное. И Мир нам помог. – Пожимает плечами. – Мне просто хочется отплатить ему тем же.
– А Полина? – «Пожалуйста, скажи, что она ужасный человек, который заслуживает потерять жизнь и тело».
– Полина уж точно не нарушительница закона, – Лав хихикает, пиная траву под ногами. – Мы выросли в одном детском доме, но никогда не ладили. Она не пропускает походы в церковь, не говорит плохих слов… О, а ещё она одно время встречалась с Миром.
У меня всё замирает внутри, и должно быть, я обмякла, потому что Лав перестаёт надувать пузыри. «Встречалась. То есть он её любил?» Вот почему Мир избегает моих прикосновений, даже мимолетных? Он до сих пор видит во мне Полину? Как же мне тогда вести себя рядом с ним?
– Да не переживай ты, они расстались, – поспешно добавляет Лав. – И остались друзьями, понимаешь? Если интересно моё мнение, я не верю, что настоящая любовь может остаться друзьями. Так что… – её взгляд устремляется к Миру и Аделарду у киоска за деревьями, и в её глазах вспыхивает что-то хитрое. – Не говори Миру, что я рассказала тебе про него с Полиной, ладно?
– Ладно.
До нас доносится гонимый по ветру смех. Аделард что-то говорит, смущенно улыбаясь, и лицо Мира преображается от ехидной улыбки. Они оба смеются, выходит звонко и душевно. А потом, словно чувствуя, что мы наблюдаем, Мир поворочает голову, и его взгляд встречается с моим впервые за день.
Ничего душевного не остаётся в его вмиг посуровевших глазах.
Нет, он не видит во мне девушку, которую однажды любил. Он видит ведьму, которая использовала магию, чтобы убить невинных людей. Он меня презирает.
– А что насчёт Влада, Лав? – спрашиваю я, заставляя себя отвернуться.
– Влада? – она мотает головой, её серьги-кольца качаются в такт. – Прости, не знаю никаких Владов. А что? Друг твой?
– Да. – Какой смысл врать? – Мир упоминал его, но не сказал, как они познакомились.