Ведьмы с Восточного побережья

де ла Круз Мелисса

Сердце барабаном стучало у нее в груди, по рукам ползли мурашки, но пальцы работали споро, ловко проделывая свою работу. Это же не совсем магия, уверяла она себя. Просто пара слов и крошечный узелочек. Никто ни о чем и не узнает. Возня с волосками оказалась еще приятней, чем удаление серебристой «опухоли». Сейчас Ингрид не удаляла что-то ненужное, а создавалаполезную вещь. Ингрид чувствовала, как кипит в ней магия, как крепнет возбуждающее, лихорадочное ощущение того, что она снова взнуздала некую дикую невообразимую силу и управляет ею по собственному желанию. От возбуждения она разрумянилась. Она соскучилась по этим занятиям гораздо больше, чем могла себе признаться.

— Что ты делаешь?

От неожиданности Ингрид вздрогнула, заклятье прервалось, волшебство

разрушилось. Она быстро спрятала узелок в карман и сердито воскликнула:

— Ну, разве так можно, Мэтью Ноубл! Ты меня напугал. — На его вопрос она не ответила.

— Я несколько раз пытался тебя окликнуть! И даже говорил, как меня зовут. — Мэтью Ноубл смотрел на нее и улыбался. Он служил старшим следователем в полицейском участке. Хотя ему уже исполнилось тридцать, он выглядел как студент колледжа — юный атлет, высокого роста со светло-каштановыми волосами и ясными, голубыми глазами. У Мэтью было приятное, типично ирландское лицо, а кожа очень светлая, и нос уже успел обгореть на солнце. Одет он был, как всегда, в помятую полицейскую форму. Ингрид почувствовала нечто особенное в его взгляде — слишком откровенном и, пожалуй, оценивающем. Этот молодой полицейский, безусловно, очень хорош собой, но вот беда — он ее совершенно не интересовал, и его повышенное внимание начинало ей немного надоедать. Неужели он влюбился? Только этого недоставало! И все же Ингрид в его присутствии каждый раз становилось не по себе — главным образом из-за того, что он не предпринимал никаких дальнейших шагов. Если бы он, например, пригласил ее на свидание, она запросто могла бы сокрушить его влюбленность. Однако ему хватало бесконечно долгих взглядов. Но самое главное, Мэтт постоянно раздражал ее бесконечными требованиями новых книг. У Ингрид имелись большие сомнения насчет того, что Мэтью их действительно читает. Во всяком случае, он совершенно не походил на «книжного червя».

— Извини, что побеспокоил тебя, но в зале у стойки никого нет. И я подумал, может, ты мне что-нибудь порекомендуешь. — Когда Мэтт улыбался, его безупречные зубы так и сверкали.

— Конечно, — кивнула Ингрид, мысленно перебирая в уме новые поступления. — Возьми, — она сунула Мэтту последнее творение Дж. Дж. Рамси Бейкера. Ха! Посмотрим, что он по этому поводу скажет! Отличное испытание! («Неужели Ноублы и раньше жили в нашем городке?Вдруг его фамилия — не простое совпадение», — подумала Ингрид.) По крайней мере, теперь она нашла отличный способ с выгодой использовать влюбленность Мэтта. — Если тебе понравится роман, возможно, ты и другим его порекомендуешь? — Вдруг трюк сработает, и Ингрид удастся удержать злосчастную книгу в библиотеке? А столь чувствительный автор, как Дж. Дж. Рамси Бейкер, не испытает душевных страданий, случайно обнаружив, что его «шедевр» выбросили на обочину дороги? Ингрид с удовольствием поставила штамп на карточке Мэтта и ввела нужную информацию в компьютер.

— Надеюсь, что понравится. Я, разумеется, ее порекомендую, — кивнул Мэтт и отложил книгу в сторону, даже не взглянув на обложку. Вид у него был такой, словно он жаждет что-то сказать. Но, помявшись, он передумал и пошел прочь. Ингрид некоторое время смотрела Мэтту вслед, любуясь его широкими плечами и легкой походкой, а затем вернулась к вязанию магических узелков. Она сумела украдкой сунуть один из них в сумочку Табиты до конца рабочего дня.

И никакой серьезной магии! Просто узелок на счастье. Она хочет помочь подруге, только и всего, твердила себе Ингрид. Все останется в тайне.

Глава седьмая

НОВЫЙ МАЛЬЧИК

Именно материнство лишило Джоанну ее замечательной фигуры — уж это она знала наверняка. Она постоянно соблюдала диеты и испробовала все, что только можно вообразить, — диету доктора Аткинса и алкогольную, низкокалорийную и низкоуглеводную, капустную и на домашнем печенье, меню Дженни Крейг и питание по часам, южнобережную, сахарную, чайно-соковую и, наконец, «промывающую весь ваш организм». Ничего не приносило результата. Джоанна проводила часы в тренажерном зале, совершала пробежки, крутила педали велосипеда, занималась степом, йогой, но так и не сумела избавиться от этих ужасных последнихдесяти фунтов, которые валиком лежали на животе. Дочери поддразнивали Джоанну по поводу ее одержимости и уверяли, что для своего возрастаона выглядит отлично. А сколько же ей лет? Шесть тысяч?

Считается, что женщин в определенном возрасте перестает заботить их внешний вид, но это — неправда. Женское тщеславие не умирает с приходом старости, в особенности у красивых. А Джоанна была когда-то действительно красива — и настолько хороша собой, что стала женой самого могущественного и грозного из богов. Впрочем, уже поздно вспоминать прошлое. А при правильном освещении она весьма привлекательна.По крайней мере, Джоанне так казалось. Но разве можно смириться с этим определением, если раньше ты была просто потрясающей?

Проблема, по мнению Джоанны, заключалась в том, что стоило ей почти вернуть свою прежнюю фигуру, она сразу же — бам! — оказывалась снова беременной. Весь цикл повторялся с самого начала. Детей приходилось рожать заново, поскольку они частенько попадали в беду и были вынуждены покинуть этот мир. Временами их жизнь обрывалась случайно, в результате, например, автомобильной аварии (а Фрейя как-то раз погибла во время пожара в отеле). Иногда они умирали вследствие чьих-нибудь злодейских происков, вроде нашумевшего процесса, который погубил их в семнадцатом веке. В общем, вскоре после того, как случалась очередная привычная катастрофа, Джоанна начинала чувствовать симптомы обновления. В таких случаях она обычно не имела вестей от девочек в течение одного, а то и двух столетий. И постепенно ее седые волосы становились яркими, исчезали морщины и лишний жир на щеках. Она восхищалась переменами в своем облике и обретшими прежнюю молодую силу руками, уже не страдавшими от артрита. Но затем появлялись знакомые признаки — тошнота, рвота, упадок сил. И она снова понимала: черт побери, а ведь я беременна!

И спустя девять месяцев на свет появлялся толстенький ревущий младенец, который требовал заботы и любви. В этот раз девочки заново родились с разницей всего в несколько лет и росли, как самые настоящие сестры — вечно ссорясь из-за игрушек и дразня друг друга во время долгих поездок на машине. Тот довольно приятный период жизни был заполнен уроками в начальной школе, занятиями плаванием и гимнастикой, а также бесконечными празднованиями дней рождения, когда происходили незапланированные проявления магии. Ручной грифон Ингрид порой устраивал бог знает что на цветочных клумбах, а Фрейю все время приходилось удерживать от попыток заколдовать тех противных девчонок, которые ей особенно не нравились.

Обмануть соседей оказалось легко. Запрет не помешал Джоанне воспользоваться своими недюжинными способностями, чтобы скрыть от всех бессмертие семейства Бошанов. Разве можно было допустить, чтобы люди стали интересоваться, почему «вдова Бошан» вдруг так сильно помолодела и к тому же явно беременна? В таких вопросах Джоанна к магии все-таки прибегала, что оказалось чрезвычайно полезно.

Но что бы она ни делала, сколько бы ни надеялась — ни разу ни одна новая беременность не вернула ей мальчика. Никогда! Она, разумеется, осознавала, что надеяться бесполезно. Егоне отдадут. Ей ведь ясно дали это понять во время вынесения приговора, когда рухнул мост между мирами. Джоанна не сомневалась, что ее сын жив, но даже колдовство не поможет ей снова встретиться с мальчиком. Для нее он оставался вне пределов досягаемости.

Наверное, некоторые бы предположили, что вечная жизнь должна была утихомирить боль. Но этого не произошло, более того, с каждым годом боль становилась все острей. Теперь Джоанна тосковала по сыну еще сильнее, она каждый день думала о нем. Здесь-то и есть главная проблема, связанная с материнством. Материнство не только заставляет тебя толстеть и бороздит лоб тревожными морщинами, но и дарит тебе любовь к собственному ребенку — огромную, всепоглощающую, которая порой похожа на опасный, обоюдоострый нож. Именно он и ранил Джоанну в самое сердце. Она знала, что ее мальчик где-то существует, но для нее он был словно мертв. Воссоединиться с сыном она не могла. Его у нее отняли. Она — мать, и ей вынесли самый жестокий приговор.