Ведогони, или Новые похождения Вани Житного
Шрифт:
Ваня от девочки отворачивается — крепится, чтоб не завеньгать [27] . На проспект вывернули — мальчик вздрогнул: показалось, за людьми — бабушка мелькнула… Нет, поблазнилось!
Тут и сказал он Стеше, дескать, прежде чем на юг отправляться, надо им в один лесок завернуть, а без этого, де, никак — пути, де, не будет. Десантница плечами подернула: — Надо так надо! На автовокзал приехали — Ваня посмотрел на расписание: 120–й номер до Теряева-то идет…
В автобусе мальчик объяснил водителю, в какое место им надобно… Дескать, где-то за Теряевом должна быть просека, вот там бы остановить…
27
Веньгать– хныкать, плакать. [Ред.]
— Ищите сами свою просеку! — шофер-то им. — Мне еще каждую просеку в уме держать!
Вот едут, в окошечки поглядывают — вначале город за ними бежал, потом лес припустил. Автобус-то едет поскрипывает, остановится — кого-то впустит, кого-то выпустит. Так и едут. Вот лес убрался к горизонту.
— Теряево! — крикнул водитель.
Ваня встрепенулся — вон оно село-то, откуда Житные пошли, с дороги чуть видать… И укатилось Теряево под уклон, как пасхальное яичко.
— Теперь хорошенько смотри! — Стеше говорит. И сам к окошку прильнул.
А густой лес опять к трассе подступил, перешагнул через нее — и с двух сторон обступил дорогу, еловые ветки прямо в окошки ведь заглядывают: кому там, дескать, на месте не сидится!.. И вот мальчик увидел: узкий коридор протянулся по лесу, и по ту сторону шоссе продолжается, будто еще одна дорога, поперечная, легла на пути. И вон знак мелькнул: Москва — столько-то километров.
— Остановите, остановите! — Ваня закричал. И — скорей к дверям. Стеша — за ним. Вывалились из автобуса, и стоят на росстани [28] дорог — одни. Трасса-то пустая, а просека — тем более. Ваня сориентировался, на какую им сторону: сосна должна выситься выше всех сосен, так им туда! А Алёнушка с братьями — если мел у них еще остался! — они там, по другую сторону… Ох, не думать, не думать, не думать! Опять он сюда попал!
28
росстань– перекресток двух дорог.[Ред.]
— Ты куда припустил-то так? Будто кто за нами гонится… — Стеша кричит, далёко десантница-то отстала. А он и забыл совсем про нее. Забыл, зачем они сюда пожаловали. Стороной прошли сосновый бор — мало совсем деревьев-то осталось, вырубили, что ли?.. Вот и смешанный лес пошел, тут тоже сплошные вырубки, заросшие молодым ольшаником, не пожар ли уж случился? Но нашел он всё ж таки дерево, которое показалось ему подходящим. Достает из котомки топорик — Стеша плечиками пожимает:
— А топор-то тебе зачем?
Ваня не ответил. Поглядел на солнышко, которое к закату клонилось, увидал мох на пне, с северной стороны лишайник–от растет, значит, юг там, а восток — вон где. Это ведь еще умудриться надо: так дерево свалить, чтоб оно вершиной на восточную сторону рухнуло. Ударил по стволу…
— Ты зачем дерево рубишь? — десантница ему.
— Не лезь под руку! — Ваня осердился. Понял, что с березой повозиться придется, топорик-то маловат оказался. Тюк да тук, тюк да тук, — в конце концов осилил лесину! Ствол только на честном слове держится!.. Навалился всем телом и давай толкать, Стеша тут подбежала — и тоже помогает: и руками, и ногами, и спиной, и по–всякому — нет, не валится дерево! Честное-то слово больно крепким оказалось! И вдруг заплясала береза на своем основании, повернулась! Сейчас как шандарахнет — да не на восток, а на запад, прямо на них, ведь солнышко-то там, за их спинами! Стеша в сторону отскочила, а Ваня, как завороженный, следил за медленным кружением дерева… Соскользнул ствол с пенечка, покачнулась береза и — рухнула туда, куда надобно. Ваня воздух выдохнул: уф!
— Отойди–ко во–он туда, — Стеше приказал. — Я не знаю, может, опять ничего не выйдет… А может, что и получится… Ты… не бойся в общем…
Ваня сандалии снял и стал босыми ногами на свежий пенек — так что подошвам мокренько стало от сока-то, а береза, сердешная, лежит головой на восток, веточки-то переломанные, листочки перемятые, а которые целые-то ветки — к небу потянулись, да скоро и они засохнут… Впереди него — береза вытянулась, а назади… Расставил Ваня ноги, нагнулся и поглядел промеж ног… И вспомнилось ему, как лешаки присудили ему стать деревом… А вдруг им опять что-нибудь не понравится!.. Вдруг он что-то не так сделал!.. Без него вон сколько деревьев погублено, да он еще тут… Не глянется им это! А Шишка-то–выручальщика и нет!.. Но — сделанного не воротишь, поздно что-либо менять! Глядит Ваня промеж ног на закатное солнышко и выкликает заветное слово:
— Дядя леший, покажись — ни серым волком, ни черным вороном, ни елью жаровою! Покажись моим старым знакомым!
И вот увидел мальчик в треугольный дверной проем, который сам из своего тела спроворил, что на одной из березок кто-то есть… Толстая березовая ветка вовсю качается, а на ней кто-то сидит… Вверх подлетает, после вниз — как на качелях… Не такой уж великан там раскачивается, не Соснач это! Неужто Цмок! Только без полушубка — дак ведь лето сейчас, зачем полушубок! Но не только шубейки не было на зыбочнике, а… совсем он был раздетый! Голый! Ваня распрямился — повернулся в ту сторону: а тот, кого он вызвал, соскакивает с березы и к ним бежит!
Стеша-то вцепилась в Ваню — и ну визжать! Даром что десантница! А потом как захохочет! Кричит:
— Голый, голый, совсем голый! Как не стыдно! Голыш, голыш, голыш! — пальцем тычет и заливается.
И вот этот голыш подбежал к ним — и стал. Ваня во все глаза глядит: конечно, это лешак — вон и бровей нет, и глаза без ресниц, и волосом серым впрозелень порос… Не так чтоб сильно, но не по–людски… Только вовсе не знакомый лешак–от! Ростом чуть, может, выше Вани, а толще раз в пять! И какая-то толщина в нем странная, не взрослая… И лицо… Лицо какое-то детское.
Стеша всё хохот не могла унять, ажно закатывалась, и Ване тоже неловко было на голого-то смотреть. А тому хоть бы хны! Уставился с интересом на хохочущую, потом рот открыл — и так же попробовал:
— Ха–ха–ха, — сказал с расстановкой. И еще раз: — Ха–ха–ха, — и рот растянул до ушей. Вышло жутковато. Может, ему до сих пор не только не приходилось видеть смеющихся, а и самому смеяться не доводилось. Потом пальцем с длинным когтем ткнул себя в грудь и выговорил:
— Не Голыш — Белезай!
Ваня вздрогнул, стал вглядываться в лешака, потом подпрыгнул, да как заорет:
— Березай! — и бросился лешаку на шею. А тот перевел круглые шары–те с хохотуньи на него, уставился и молчит — а Ваня ему:
— Неужто ты меня не помнишь, а, Березаюшка?.. Мы в гостях у вас были два года назад. Еще Шишок был со мной, и петушок–золотой гребешок… Помнишь, как ты за ним гонялся! А с тобой мы в прятки играли!
Ваня, чтоб напомнить, прикрыл лицо ладонями и сказал: «Где Березай? Тю–тю! Нет Березая!»