Ведогони, или Новые похождения Вани Житного
Шрифт:
— И… и что теперь?
— А то… Ему к железу прикасаться нельзя!
— И… и как же мы поедем — по железной-то дороге?!
Лешачонок продолжал орать — и мальчик, не отвечая Стеше, подул ему на палец, заговаривая:
— У сороки заболи, у вороны заболи, а у Березаюшки заживи! — лешак сунул палец в рот, а когда вытащил его, Ваня поглядел: пузырь лопнул и ранка почти затянулась.
— Вот это слюна! — восхитился мальчик.
Послышался грохот набегающего поезда — и они сошли с железнодорожного полотна. Лешачонок же, услыхав стук поезда, повалился на
— Гвозденье плохое! Бобо!
Шли теперь по лесополосе, обок пути.
Ваня говорил:
— Не знаю, Стеша, как мы поедем?! Поезд железный, — выходит, на нем ехать нельзя, автобус железный — тоже нельзя, и самолет железный — нельзя, даже на пароходе всюду железо — тоже, значит, нельзя… Вот и думай!..
— На лодке? — нерешительно спросила девочка.
— На лодке?! Но только не на моторной, а на вёсельной! Представляешь, когда мы до Кавказа доберемся… Да еще речку пойди тут найди…
— Что ж ты предлагаешь — оставить его, что ли!!! — воскликнула в сильнейшем раздражении Степанида Дымова.
Они уже приблизились к полустанку под названием «Сороковой километр». Народу на бетонной платформе не было, но всё равно подниматься туда не стали, сели под деревьями. Прошел еще один поезд — в северную сторону. Появилась долгожданная электричка, следующая на юг. Остановилась, железные двери приглашающе раззявились, дескать, добро пожаловать в вагон!.. Ребята заглянули в железный зев — и отпрянули: чем-нибудь да прикоснется ведь лешачонок к гвоэденью!.. Слюны потом не хватит залечить все ожоги…
Тронулась электричка — лешак стал махать вслед ей рукой, дескать, пока, пока, скатертью дорога!
Промчался скорый поезд «Москва - Баку», через время следующий — «Петербург - Нальчик», потом «Москва — Махачкала» — этот зачем-то остановился на полустанке… Вот сейчас бы и сесть в поезд-то! И укатил махачкалинский, только токоток колес завис в ушах. А они остались. Березай, похожий на красный семафор, добросовестно махал лапой всем проходящим поездам.
— И долго мы тут будем сидеть? — Ваня спрашивает. — Надо что-то решать…
Десантница нахмурилась. Вот товарняк остановился: и как раз перед ними оказался открытый вагон, груженный лесом… Степанида Дымова шею вытянула, поглядела и закричала:
— Я знаю, что делать! Быстрее в вагон, пока поезд не тронулся! — И стала тыкать в товарняк пальцем: — Березай, там лес, бревна там — полезай скорей! Как же его, Ванька, туда бы затолкать, чтоб он бортов не коснулся?!. Нам ехать надо, Березай, понимаешь?! Видишь — даже лес едет, а мы чем хуже! Давай и мы с ним!.. — девочка от нетерпения даже подскакивала на месте.
Ваня соображал, закусив губу… Вдоль железной дороги тянулся лес живой, в отличие от мертвого, лежащего в вагоне, и как раз против вагона стояла береза… Мальчик кивнул на нее лешаку и крикнул:
— Березаюшка, видишь ветку? — Лешачонок показал, дескать, эту? — Да, да, эту! Лезь на нее! Скорее!
Березай тут же оказался на березовом суку. Мальчик махнул десантнице: быстро, де, в вагон… Стеша перелезла через железный борт — и была уже на бревнах. Ваня крикнул лешаку:
— Раскачайся — и прыгай, Березай! Ну! Туда — в вагон!
И поезд тронулся… Степанида Дымова уезжала в товарняке… Лешак качался на березе. Ваня с закушенной губой стоял между ними… И вдруг лешачонок взлетел в воздух — и в самый последний момент успел сигануть в вагон с бревнами. Ваня на ходу уже переметнулся через бортик следующего, последнего вагона — там оказался уголь… Да ничего! Главное, все теперь едут.
Мальчик, стараясь не глядеть на промельки шпал внизу, перепрыгнул в передний вагон — к своим. Лешак развалился на бревнах, как у себя дома, и, указав на одну из лесин, сказал одобрительно:
— Сосна!
А девочка была явно не в своей тарелке. Ваня подсел к ней. Да, не шибко-то удобно сидеть на бревнах… Лешачонок же посвистывал, только что не смеялся.
— Ветелок холоший! Ветелок живой! — кричал лесной дитёнок.
Да уж, ветер подувал хороший! Котомку с Кровохлебкой Ваня пристроил так, чтобы ее не снесло. Стебель вытянувшейся благодаря слезам лешака живинки относило ветром назад. Стеша вытащила из рюкзака косынку и едва смогла надеть на голову — ветер рвал ее из рук. Поймав Ванин взгляд, девочка спросила кокетливо:
— Красивая я?
— Как кобыла сивая! — ответил Ваня и отвернулся.
— Да уж, — тяжко вдохнула Степанида Дымова, — если б у меня не было конопушек, ты бы не так запел…
— Это еще почему? — удивился мальчик.
— Да потому! — насупилась девочка. — Чего бы я только не отдала, чтоб эту пакость свести…
Ваня только головой покачал, у ней этих конопушек всего-то, — принялся считать и насчитал, несколько раз сбившись со счету, — тридцать три штуки. У других-то куда больше бывает — и ничего. Но когда он сообщил о своих подсчетах девочке, та обозвала его дураком и хотела по макушке треснуть, но тут лешак отвлек ее внимание: он привстал на бревнах и вглядывался в глубину бегущего обок поезда леса. Ваня поглядел туда же — но ничего не увидел. И только когда Березай заорал, ткнув пальцем в ту сторону: — Ялчук! Ялчук! — ребята приметили волка.
Ярчук выскочил из леса и припустил за составом. Вот он гигантским прыжком заскочил на насыпь — и помчался рядом с товарняком. Он не мог заскочить в вагон, но упорно бежал рядом, точнёхонько со скоростью поезда. Лешачонок махнул рукой:
— Иди домой, Ялчук! В лес, домой!
Но волк, то ли не слыша лешачьих указаний за грохотом колес, то ли делая вид, что не слышит, не отставал от поезда.
— Надо бы его как-то прогнать! — сказал мальчик. — А то не ровён час…
Но долго еще мчался за вагоном преданный серый волк — нянька малого лешака. Потом товарняк вступил в пригород, появились первые дома, люди… Раздался вопль: «Волки, волки!» Дети взлетали на деревья, бежали прочь от путей… Кто-то тыкал в волка пальцем, кто-то размахивал вилами, бабы визжали… С одного из огородов, подступавших к железной дороге, раздался выстрел, потом еще один…