Ведомые
Шрифт:
— Ну так вот, этого не случится.
Игнорируй свой член. Игнорируй его. Он — идиот. Сосредоточься на актуальной проблеме.
— Ты ненормальная. Абсолютно двинутая.
— А ты красавчик, но при этом хитрый ублюдок. К сожалению для тебя, хорошей внешности будет маловато. Я не стану этого делать.
Я наклоняюсь ближе, будто бросая вызов.
— Послушай, даже если бы я хотел, чтобы твой рот оказался рядом со мной, на какой черт мне просить о минете здесь? — я машу рукой в сторону прохода. — Когда это может
— Не я, — восклицает она в ответ, морщась от отвращения. — Но это милая отговорка. Ты, очевидно, размышлял о реализации данного плана.
Только не души эту больную на голову женщину.
Сжав челюсть достаточно сильно, я бросаю на нее сердитый взгляд.
— Мадам, даже если бы эта смертельная ловушка-транспорт летела в сторону земли в огненном шаре, а мой член у тебя во рту был последним моим шансом на секс, я предпочел бы пристегнуть ремень и броситься в объятия смерти.
Она моргает, ошарашено округляя глаза и даже немного выпучивая их.
— Ого, так много слов, Солнышко. Но, думаю, ты лжешь. Потому что сильно этого хочешь.
Мой рот открывается и закрывается, как у рыбы, хватая воздух. Не могу придумать ни одной колкой реплики в ответ, а это редкость. Может, я не общаюсь с кучей людей, но уж точно не лезу за словом в карман, когда этого требует ситуация.
Над нашими головами раздается звуковой сигнал. Я поднимаю взгляд и отмечаю, что сигнал о необходимости пристегнуть ремни выключился. Значит, мы уже набрали высоту и нужную скорость.
Когда я возвращаю свое внимание к дьяволице, то вижу, что она уткнулась носом в журнал, довольно переворачивая страницы, тогда как ее губы вздрагивают от легкой самодовольной улыбки.
И тут меня как кулаком в живот поражает мысль: она снова выебала мой мозг. Отвлекла от взлета. Да так эффектно, что я даже не почувствовал момент подъёма самолета. Теперь меня накрывает смесь сдержанного восхищения, нежеланной благодарности и жгучей потребности в мести.
Месть — громкий голос у меня в голове, и я прикусываю щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. Наклоняясь вперед, я вторгаюсь в ее личное пространство, игнорируя витающий вокруг девушки запах лимонного пирога.
Она нервничает, ее голова дергается назад, а тело выпрямляется. Как же мне это нравится.
— Всё верно, — бормочу низким голосом ей на ухо, тогда как девушка дрожит и пытается отстраниться. — Ты меня подловила. Я хочу заняться оральным сексом. Очень хочу. Будешь так добра помочь мне с разрядкой?
Она ахает, бархатная кожа бледнеет.
— Ты издеваешься?
— Мы это уже проходили, — я тянусь к своему ремню безопасности и отстегиваю его. — Мне нужно это... с тобой.
— Ух, постой минутку, дружище. — Она прижимает руку к моей груди и быстро отдергивает, словно от огня.
Как ни странно, прикосновение было скорее теплым, чем горячим. Я до сих пор ощущаю отпечаток ее ладони сквозь слои одежды. Игнорирую и это, излишне выразительно выгибая бровь.
— Не волнуйся.
Я убираю ремень безопасности в сторону, словно собираюсь достать член.
— Еще лучше, если я закрою дверцу к нашим сидениям, и у нас будет абсолютный интим. Тогда ты спокойно сможешь отсосать мне.
С ее губ срывается странный звук.
— Ты... мерзкий... Не верю, что это...
— Да ладно, дорогая. Сделай нам обоим одолжение, а? Давай, хоть разочек лизни мой кончик?
Вот дерьмо. Мне не стоило этого говорить. Мой член поднимается, ему по душе эта идея. Ее красные, мягкие, полные губы приоткрываются... Сомкни их, негодница.
Я усмехаюсь во все зубы, наклоняясь ближе, даже несмотря на то, что девушка уже ярко-красного цвета.
— Немного вверх и вниз. Я так напряжен, что это займет не больше пяти-десяти минут.
От нее исходит сдавленный гортанный звук, и я издаю болезненный стон.
— Избавь меня от мучений, сексапильная малышка.
Вот так. Ее брови высоко приподнимаются.
— Сексапильная? Малышка?! — ее нос ударяется о мой, а глаза темнеют и прищуриваются от гнева. — Отсосать тебе? Напыщенный, высокомерный...
— Эти два слова имеют практически одинаковое значение, сладенькая.
— Членоголовый... — она смолкает, немного отстраняется и разглядывает мое лицо. А затем улыбается. Широко и довольно, и я, блин, впадаю в ступор от того, как быстро могут меняться ее эмоции. — О, хорошо сыграно, Солнышко, — тянет она слова, усмехаясь. — Хорошо сыграно. Усвоил мой урок, а?
Я не могу встретиться с ней взглядом, иначе она догадается о моих мотивах. Возможно, эта женщина — самый несносный человек, с которым мне доводилось встречаться во время полетов, но она определенно умна.
— Какой урок?
Она фыркает.
— Тебе стоит купить мне напиток в знак признательности.
— В первом классе напитки бесплатные, болтушка.
— Таков принцип.
Я бы добыл ей целую бутылку шампанского, лишь бы она только прекратила трещать. Но обычно алкоголь еще сильнее развязывает язык. Я вздрагиваю от мысли, что эта девица начнет болтать еще больше.
И в следующий момент, будто услышав мои мысленные сомнения, к нам направляется стюардесса с бокалом шампанского на серебряном подносе. Она широко мне улыбается.
— Мистер Скотт. Ваше шампанское.
— О, Христа ради, — бормочет под нос моя болтливая соседка.
На данном этапе жизни сохранять нейтральное выражение лица, что бы ни случилось, стало для меня рутиной. Но прямо сейчас реально приходится приложить усилия. Каким-то образом эти мучения будто забирают у меня лет пять возраста, и хочется, как в школе, дернуть ее за волосы. Но я не делаю этого. Забираю напиток у стюардессы и ставлю его перед собой.