Ведро на обочине

Олсуфьев Александр

– А что дальше? – прошептала баба Глаша. – Как жить-то дальше?

Обычно после этого вопроса, она вставала и шла к соседке, где обе отводили душу в бесконечных разговорах и спорах. Очень часто баба Нюра сама приходила сюда с плотно сжатыми губами и опущенными глазами и, поднявшись на крыльцо, непривычно робким для неё голосом спрашивала:

– Соседушка, а не попить ли нам чайку? – и тогда они разжигали старинный самовар, доставшийся бабе Глаши по наследству (самовар не сравнить с чайником, особенно электрическим), накрывали на стол, рассаживались, разливали крепко заваренный чаёк и …, вроде как, отпускало, не так тяжко становилось на душе.

Вот

и сейчас баба Глаша собралась уж встать со своей табуретки и пройти во двор к соседке, чтобы обсудить события сегодняшнего торгового дня, как вдруг напротив ведра, взвизгнув тормозами, со всего размаху остановилась какая-то машина, выкрашенная в чёрный цвет. Даже окна у этой машины были заклеены изнутри чем-то черным.

Дверь распахнулась, и из тёмного нутра вылезло на солнечный свет такое существо, что у бабы Глаши перехватило дыхание. Неприятные и тяжелые мысли в её голове разлетелись в один момент, словно сухие листья, подхваченные вихрем. Сердце в груди забилось быстро, быстро. Настроение, почему-то, сразу улучшилось. Она потянулась, было, за палкой, но вовремя одумалась и затаилась под кустом, будто заяц, заметивший волка. Кот Барсик, сбежавший с веранды, не понимал истинной причины такого странного поведения хозяйки и, приняв все эти приседания и пригибания за какую-то новую игру, начал бродить вокруг, как заводной, яростно тереться и воодушевленно урчать, подобно старому холодильнику.

Существо то обликом напоминало человека, но в пропорциях своих значительно превосходило среднестатистического гражданина, и было метров двух роста (а то, может быть, и выше), с широченными плечами. Одето оно было в черную кожаную куртку и черные брюки, на плечах, почти без шеи, сидела маленькая, бритая наголо, птичья голова с узким, скошенным лбом, но за темными очками в половину лица глаз не было видно.

По-видимому, наличие на носу темных очков в автомобиле с окнами, заклеенными чёрной, светонепроницаемой пленкой, нисколько не мешало этому представителю рода человеческого ориентироваться в пространстве. А может быть, эти очки были частью какой-то униформы или служили опознавательным знаком – столкнувшись с дурью человеческой, гадать можно бесконечно долго и безрезультатно.

Нагнувшись, оно, или он, схватил своей ручищей ведро и, как пушинку, понес его к машине, но привязанная к бетонной плите веревка не позволила ему сделать и пары шагов. Не оборачиваясь, существо дернуло ведро посильнее, но веревка оказалась прочной и не порвалась. Не ожидавший такого сопротивления, он обернулся и тупо уставился на ведро. Затем, схватив свободной рукой веревку, рванул её на себя так, что узел не выдержал и лопнул.

Наблюдая за всеми этими манипуляциями, баба Глаша стояла под кустом на четвереньках и не знала что делать. А кот Барсик, довольный тем, что хозяйка наконец тоже встала на все четыре лапы, радостно вился вокруг и уже не урчал, а буквально хрипел от восторга.

«Что же делать?» – никак не могла решить баба Глаша. – «Кричать и отгонять вора? Страшно, ишь какой громила. Звать на помощь? Кто ж прибежит с таким детиной воевать – дураков нет, а Нюрка ушла на огород, не услышит. Продолжать прятаться? Опять, окаянный, ведро унесёт. Жалко ведро-то…»

Она собралась уж показаться из своего укрытия и выкрикнуть что-то грозное, наподобие: «Брось ведро, гад!», как вдруг из-за поворота выскочил, словно заяц, милицейский «Жигулёнок» и, сверкая красными и синими огоньками на крыше, оглашая окрестности противной, визгливой сиреной, напрямик рванул к черной машине.

– Кувалда, бросай свою картоху! Это за нами! – выкрикнул кто-то из автомобиля.

Громила среагировал мгновенно, видимо это была не первая его встреча с милицией, дважды повторять не надо было. Отшвырнув ведро в сторону, так что картошка разлетелась по всей дороге, он, согнувшись пополам, чуть ли не нырнул внутрь, и машина, сорвавшись с места, понеслась по дороге, а шустрый и бесстрашный «Жигуленок» погнался за ней следом, хрипя что-то злобное в громкоговоритель, но слов разобрать было не возможно, лишь интонация указывала на серьёзность намерений.

Проследив взглядом за удаляющимися на большой скорости машинами, баба Глаша наконец вылезла из под своего куста.

– Уйди, ты! – раздражённо отпихнула она ногой надоевшего кота. – Надо же, какие страсти у нас на дороге. Хи-хи. И в кино не надо ходить, – она была весьма довольна тем, что стала свидетелем такого необыкновенного представления. И не по телевизору это происходило в каком-то бесконечном сериале про криминал, а вот здесь, вживую, прямо перед её домом. Так здорово! Есть что Нюрке рассказать. Жаль, что её рядом не было.

– А вора-то я узнала, – задумчиво прошептала баба Глаша, отряхивая руки от налипшей земли, – это Петька-Кувалда, из района. Я с его матерью дояркой работала в колхозе. Надо же. Мать труженица, а этот… Паразит. Охламон. У старухи повадился картошку таскать. Что за люди пошли?! – недовольно покачала головой баба Глаша и пошла к дороге, собирать разбросанную картошку. Не всю, конечно, удалось найти, но и то хорошо, что ведро опять стояло на обочине.

Больше в этот день не «клевало». Пару раз останавливались напротив ведра бабы Нюры, проскакивая на полном ходу многострадальное ведро, привязанное к металлической петле, и один раз даже купили. Так что в этот день счёт между соседками был равный: один-один.

Баба Глаша выходила и к соседскому ведру, потому что между ними была договоренность – отпускать товар, если хозяйки не было поблизости. Баба Глаша получила деньги за картошку, а Нюрка так и не появилась до самого вечера – исчезла где-то на огородах.

Вечером баба Глаша пошла навестить соседку, а заодно и отдать деньги за проданную картошку. Устало опустившись на стул, она стянула с головы платок и, сложив руки на коленях, поведала о своих приключениях в этот день.

– Вот, паразит, вот, сволочь! – начала закипать баба Нюра, когда Глафира Петровна дошла до того места в своем рассказе, где Петька-Кувалда тащил за собой ведро. – А здорово мы придумали с плитой, правда? Ну, этот паразит у меня получит!.. – баба Нюра, хищно прищурившись, энергично затрясла указательным пальцем в направлении окна. – Я с его матерью на той неделе в райсовете виделась, а на днях поеду в район, найду её и всё расскажу. Пусть выпорет шельмеца. Да так выпорет, чтобы до зелёных соплей. Да пряжкой, пряжкой по заднице, чтобы визжал, как поросёнок, и после этого месяц чесался.

– Пусть, пусть, – не очень уверенно поддакивала баба Глаша, вспоминая размеры того громилы и как он одним рывком оборвал веревку.

– Надо бы нам это отметить, а? – баба Нюра заговорщицки подмигнула. – Как мы этого бандита вычислили! Что думаешь?

Баба Глаша грустно улыбнулась.

– Завтра. Давай завтра. Сегодня что-то притомилась, гоняясь за шпаной. Пойду, прилягу.

– Что-то ты плохо выглядишь, дорогая. Может, всё-таки останешься? – с беспокойством в голосе спросила баба Нюра.