Ведун Сар

Шведов Сергей Владимирович

Рекс Ладо, отдохнув за зиму в Риме от ратных трудов, предъявил Ратмиру счет за проделанную работу. Префект Галлии вынужден был признать, что претензии князя франков обоснованны, ибо тот честно выполнил все взятые на себя обязательства и вправе был требовать плату как от людей, так и от богов. Правда, Ратмир полагал, что речь в первую очередь зайдет о Паризии, но ошибся. Легкомысленный Ладо потребовал жену.

— Паризий от меня и так никуда не денется, — махнул он рукой. — А вот Васина чего доброго состарится, пока вы со Сколотом изволите наконец сдержать слово.

Для Ратмира решение этой задачи не представляло особой сложности: он готов был хоть завтра двинуть на Базель свои легионы. Но

ведь мало было разбить бургундов и отобрать у князя жену, надо сделать так, чтобы боги одобрили брак между Ладорексом и прекрасной Васиной. Чем уж так приворожила ветреного князя эта женщина, Ратмир не знал, но франк твердо решил добиться своего, чего бы это ему ни стоило. Ведун Сколот не отрицал, что обещал князю звание ярмана, но о женщине, по его словам, даже речи не было.

— Но ведь без участия женщины в священном обряде князю Ладо никогда не быть ярманом, — подсказал ведуну выход из создавшегося положения Ратмир. — И если богиня посчитает Васину достойной участницей мистерии, то вряд ли кто-нибудь из волхвов рискнет оспаривать ее приговор.

— Что думает Великая Мать всех богов, знают только ее ведуньи, — нахмурился Сколот. — Зато я твердо знаю, что крови князя Драгомана она Ладорексу не простит.

Ситуация, что и говорить, была щекотливая. Дукс Эгидий не признал божественного Либия законным преемником своего отца. Его поддержали многие знатные мужи Галлии. К нему же склонялись и франки во главе с боярином Венцелином. Если бы к Эгидию и Венцелину присоединился еще и рекс Тудор, таивший обиду на Ратмира и Ладорекса за поражение в Испании, то Галлия могла быть потеряна для Рима надолго, если не навсегда. Сенат никогда не простил бы этой потери ни божественному Либию, ни сиятельному Ратмиру, что неизбежно повлекло бы за собой череду заговоров и мятежей. Следовало как можно скорее вернуть Ладорекса в Паризий и выбить Эгидия из Орлеана. Сил под рукой у Ратмира было достаточно. Двадцать легионов пехоты и пять тысяч клибонариев готовы были двинуться к Паризию хоть завтра. Не хватало только повода, чтобы вмешаться в дела франков. То есть такой повод имелся в лице изгнанного Венцелином Ладорекса, но князю, сжигаемому страстью к чужой жене, не было никакого дела до чужих проблем. Сын Меровоя уже явил себя и отважным воином и удачливым полководцем, но политика из него так и не получилось, несмотря на все старания Ратмира. Свои собственные желания он ставил гораздо выше государственной необходимости. А переубедить его не представлялось возможным.

— Я ведь потомок Велеса, — пояснил он огорченному Ратмиру. — Чего хочу я, того хочет бог. А если бог захотел, чтобы его потомок стал мужем прекрасной Васины, я не могу противиться этому желанию. Возможно, от нашего брака зависит судьба мира. Откуда мне знать, Ратмир?

Разговор этот происходил в усадьбе близ Медиолана, принадлежавшей когда-то благородной матроне Пульхерии, а ныне перешедшей по наследству ее дочери Веселине. Сама Веселина спокойно сидела на софе в углу атриума, но пока что не проронила ни слова. Зато трибун Марк, внимательно прислушавшийся к разговору, неожиданно вмешался в его ход:

— Я бы похитил эту Васину, раз уж она вам так нужна.

— Ты-то здесь при чем? — возмутился Ратмир.

— Так ведь я христианин, — пожал плечами Марк. — Мне не страшен гнев венедских богов. И если Ладорекс вырвет у меня из рук Васину, то она будет уже не женой князя, а пленницей римского патрикия.

Ратмир вопросительно посмотрел на Сколота, в задумчивости стоявшего у окна. Ведун погладил шершавой ладонью бритый подбородок и спокойно произнес:

— Невольница — не княгиня. Ею вправе овладеть каждый. Но будет ли этот брак законным, знает только богиня Лада. Ей и решать.

Появление

в Базеле римского трибуна в сопровождении десятка клибонариев не вызвало в городе ни малейшего интереса. Бургунды давно признали себя федератами империи и не ждали от римлян никакого подвоха. Правда, с десяток местных ротозеев все-таки собрались у ворот постоялого двора, но ничего интересного они так и не увидели. Если не считать, конечно, римской матроны, выпорхнувшей из возка прямо на пыльную базельскую мостовую. Облаченная в дорожный плащ темноволосая красавица проследовала в приземистое каменное здание, не обратив внимания ни на базельских обывателей, ни на одинокого всадника, как раз в это мгновение подъехавшего к постоялому двору. Всадник был варваром, на это указывали и светлые волосы, и зеленые глаза, и одежда. Возрастом он приближался к тридцати годам. Хозяин заведения почтенный Луций с первого взгляда опознал в нем венедского вождя, а потому на всякий случай склонился перед гостем в почтительном поклоне.

— Кто эта женщина? — спросил венед на родном для Луция языке.

— Римская матрона Юлия, супруга трибуна Мария, — охотно отозвался на вопрос хозяин. — А больше я не знаю о ней ничего.

Почтенный Луций говорил на стольких языках и диалектах, что давно уже потерял им счет. Базель и раньше был довольно бойким городом, а ныне, с появлением в этих краях бургундов, и вовсе превратился в крупный торговый центр, где сходились интересы как римлян, так и варваров. Самого готского нашествия Луций, естественно, не помнил, ибо с той поры минуло уже более пятидесяти лет. Однако по рассказам отца он знал, что бургунды заняли Базель практически бескровно и никаких обид местному населению не чинили. А с течением времени они настолько укоренились в городе и окрестных землях, что италики и галлы, жившие здесь издавна, считали их почти что своими. Нынешний князь бургундов, высокородный Драгоман, числился чиновником империи, но правил провинцией, не обращая внимания на Рим, где императоры менялись так быстро, что базельцы и бургунды не успевали запомнить их имена. Нынешнего императора звали Либием Севером, но более Луций ничего о нем не мог сказать залетному варвару.

— Трибун приехал по поручению императора?

— Откуда же мне знать, — развел пухлыми руками Луций. — Спроси у него сам, благородный рекс. Он стоит там, у стойки.

Трибун Марий оказался ражим детиной с неожиданно синими глазами. При этом цвет волос его был темен, а кожа смугловата. Двадцатилетний рубеж он, скорее всего, уже переступил, но, если судить по развязному поведению, ума пока не набрался.

— Рекс Сар, — назвал себя варвар, одновременно салютуя трибуну кружкой, наполненной довольно приличным местным вином.

— Твое здоровье, франк, — дружелюбно откликнулся на его приветствие римлянин.

— Руг, с твоего позволения.

— Извини, — пожал плечами Марий. — Просто ты очень похож на одного моего хорошего знакомого. Его зовут Ладорексом.

— И где сейчас находится твой знакомый?

— В Риме.

— А что привело тебя в Базель, если не секрет?

— Я привез письмо божественного Либия князю Драгоману. А моя жена захотела поклониться мощам местного святого. К сожалению, я забыл его имя.

— Ты плохой христианин, трибун Марий, — усмехнулся Сар.

— Зато я хороший солдат, — пожал плечами римлянин. — Думаю, императору этого вполне достаточно.

— Я тоже хороший солдат, — сказал Сар. — И хотел бы поступить на службу к божественному Либию.

— Тогда почему ты приехал в Базель, а не в Рим?

— Хочу заручиться поддержкой князя Драгомана. Надеюсь, его рекомендация окажется весомой в глазах императора.

— А у тебя много людей? — спросил Марий.

— Тысячу конных наберу, — усмехнулся Сар.