Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Виноват, увлекся. А хотел успокоить вас, оправдать: не женская интуиция, а чья-то жестокая безумная воля действует и пока побеждает. Но и вы, простите, внесли свой вклад в происходящее — мистически-истерическую ноту…
Валентин не договорил: за изгибом боковой аллейки что-то мелькнуло… Он выхватил пистолет из кармана куртки и побежал. Какой-то человек метался меж оградками, свернул, помчался, упал в глубокий снег… Тут и сыщик подоспел: перед ним лежал Леня.
— Ты что тут?.. Что тут делаешь?
Леня,
— Это я так, попугать… Я ж не знал, что это ты.
— Какого черта…
— Леня, извини.
Валентин протянул руку, помог подняться, когда подошла мать и сказала сурово:
— Что ты тут делаешь? Следишь за мной?
— Слежу! — огрызнулся сынок. — Ты уже совсем не в себе.
— Не преувеличивай, — вмешался Валентин. — Но, конечно, все на нервах. Вот я и предлагаю тут за углом посидеть, «У дяди Адама».
— На могиле?
— В кабачке.
— Зачем? — Подросток опасливо косился на правый карман куртки сыщика. — А вообще, я всегда готов. Мам?
— Что за дикости ты вытворяешь?
— Не я, а ты! Какое ты имеешь отношение к этим убийствам? За папашу боишься? Да у него никогда духу не хватит…
— Леня, помолчи!
— Вон пусть профессионал с пистолетом подтвердит!
Мать и сын уставились на него, постепенно проникаясь страхом на пустынном кладбище. Валентин колебался (не объяснить ли про пистолет, наконец, продемонстрировать можно), да поостерегся: в этой подозрительной компании, возможно, выгоднее слыть киллером.
— Приобрел для самообороны. Сложное следствие, опасное.
— А отец говорил: вы — историк.
— Историк. Вон в какую историю с вами влип.
— А при чем тут мы?..
— Все, хватит! Немедленно домой. — Жанна уцепилась за руку сына, и они медленно двинулись по аллее в глубоком снегу.
Леня обернулся:
— Вот дядя Марк вернется, наведет порядок — тогда посидим.
«Дядя Марк! — Валентин был поражен. — Как же я не заметил, ведь семейное сходство налицо, но никто ни единым словом не обмолвился».
— Жанна! — крикнул он вслед. — Марк Казанский ваш брат?
Роковая парочка, не отвечая, ускорила шаг.
Киллер в Шереметьеве
Валентин дозвонился наконец до Дмитрия Петровича. И засел «У дяди Адама» — натурально-кладбищенском (пред-кладбищенском) заведении с тускло-траурными светильниками в нишах якобы дубовых стен. С эксцентрической компанией из двенадцати человек в центре за длинным узким столом — единственные посетители погребка на сей час, сидевшие к тому же в абсолютном молчании.
Расчет был таков: оторвать фирмачей друг от друга и иметь «под рукой» погост с зеленым камнем и могилой — словом, атмосферой, способной, чуть что, воздействовать на чувства (ну, хоть проблеск чувств) купца.
Валентин жадно съел бульон и заливную рыбу (за последнюю неделю прямо изголодался), закурил, заказал кофе: лакей подал с оттенком презрения, ну, тут привыкли заливать горе водочкой.
Появился Дмитрий Петрович, огляделся в полумраке. Валентин махнул рукой.
— Что за причуды? — проворчал купец, усаживаясь напротив. — Зачем вы меня сюда заманили?
— Боитесь?
— Ну прям уж!..
— Меня боитесь? Правильно. Я вас всех выведу на чистую воду.
Уж коли его принимают за киллера… надо держаться соответственно. Лакей стоял возле столика и слушал с почтительным подобострастием. Коммерсант нахмурился.
— Куда выведете?
— Куда? В преисподнюю. Расслабьтесь, Дмитрий Петрович, рекомендую осетрину.
Через минуту купец (несмотря на напряг, с истинным вкусом и аппетитом) жевал, а сыщик допрашивал:
— Почему вы скрыли от меня, что ваш компаньон — зять Марка Казанского?
— Да разве вы этого не знали? — удивился Дмитрий Петрович. — Разве вы… — прищурился, — не знакомы с Марком?
Настал черед удивиться сыщику, впрочем, вида он не подал.
— С чего вы взяли?
— Вас же с ним видели.
— Кто, где, когда?
— Валентин Николаевич! — заговорил купец с чувством, вытирая салфеткой румяный рот. — Оставим хитросплетения. Вы не хотите (или не можете, допускаю!) быть откровенным. Так будьте же справедливы: как можно в таких роковых обстоятельствах требовать откровенности от меня?
— Будем взаимно справедливы и откровенны, — предложил Валентин, меняя тактику. — Вы все принимаете меня за какого-то гангстера, поскольку Серж засек в кармане моей куртки пистолет. Он — газовый, хотите продемонстрирую?
— Нет уж!
Лакей юркнул за стойку и оттуда с барменом наблюдая, двенадцать в центре продолжали молча пить.
— Не надо, верю. Никто от вас специально не скрывал, что Жанна — сестра Марка, вы ведь не спрашивали. И какое это имеет значение?
— Имеет значение заговор молчания вокруг этой фигуры. Сегодня Жанна Леонидовна…
— Вы с ней виделись? — перебил купец.
— На кладбище.
— Чего она-то суетится? Чего боится?
— У каждого из вас есть свои мотивы для страха и суеты. И для раскаяния. Так вот. Говоря о смерти папы Пчелкина три года назад, Жанна нечаянно проговорилась о муже: тогда он не был миллионщиком и в Америку Марину не смог бы увезти.
— В Америку Серж не ездил.
— Вот именно. Чувствуете, какая замечательная проговорка? Кто бы мог, по-вашему, увезти Манон Леско на край света?