Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Вряд ли, если он серьезно замешан.
— В каком плане?
— Шантаж. Заплатил вдове за молчание.
— Вы полагаете… соучастие в убийстве?
— Не исключено, что Марку кто-то помогает.
— Борис, несомненно.
— Ваша категоричность может и не оправдаться…
— Так кто же пугает Дашу «дракончиком», как не Марк?
— Это-то и странно. Я бы не стал пока все на него вешать…
— Тогда вы — подручный Казанского, на что намекнул мне Боря.
— Разберемся с его ролью. Как вы ее себе представляете?
— Алеша
— И Казанский туда поперся? Да ему надо было чужую жену в охапку хватать, мчаться в Шереметьево и оказаться в пределах недосягаемости.
— А если Марочка все-таки не согласилась на отъезд?
— Тем более незачем тратить время на объяснения с мужем. Но оставим предположения, вернемся к фактам.
— Главный факт, — процедил Серж, — двести тысяч долларов, которые соучастники, по всей видимости, не поделили. Как бы там ни было, встреча со смертельным исходом состоялась, это вы не будете отрицать?
— Не буду. Почему Марк не улетел?
— Может, опоздал на рейс.
— Милиционер видел пустую «волгу» с пятнами крови на сиденьях в восьмом часу.
— Так ему еще деньги надо было пристроить. Даже в нынешнем бардаке сотни тысяч долларов через границу просто так не провезешь. — Серж, глотнув водки, крепко задумался. — А может, он и улетел.
— И руководит действиями «подручного» из «прекрасного далека»? Не исключено. Вас не настораживало, что за месяц Казанский не дает о себе знать?
— Да нет, в такого рода делах… Мы договорились: он с нами свяжется, когда все наладит.
— Что вам рассказал Боря?
— Первоначально, еще в больнице (причем по собственной инициативе заговорил, мне было тогда не до Казанского): он привез Марка в Шереметьево в семь сорок, то есть почти за час до отъезда. Босс сразу отпустил охранника, но Боря успел мельком заметить, что Марк встретился с каким-то мужчиной. Боря толком его не рассмотрел. То есть он заранее стремился рассеять мое законное недоумение: как Марк умудрился улететь с долларами — и приготовил объяснение. Деньги, видимо, переданы доверенному лицу. Объяснение, которое меня тогда удовлетворило. Митю тоже.
— А как же на самом деле Казанский собирался провернуть эту операцию?
— Говорю же: понятия не имею! Он человек подвольный, загадочный.
— М-да, дракончик.
По красивому, мужественному лицу актера прошла тень.
— Поддавшись порыву (задержать ее, остановить во что бы то ни стало!), я позабыл, какие демонские силы привожу в действие своим доносом. И вдруг — второе убийство.
— Даша говорит: тогда на Рождество вы вдруг появились в гостиной, крикнули в окно: «Убийца!» — и поспешили вниз.
— Да! Марочка на снегу и рядом кто-то. Я не рассмотрел, но…
— Что вы замолчали? Вы тогда подумали о шурине?
— О себе. И о нем. Я свою роль сыграл. А кто еще мог так беспощадно расправиться с Алешей? Дракончик. Может, и не своими руками. Вы правильно подметили: слегка опомнившись, я жаждал объясниться с Борей. Однако сообщник был неуловим.
— Вы поговорили после поминок.
— Да, по дороге к трем вокзалам: в мужчине, с которым встретился Марк в Шереметьево, этот гаденыш узнал вас.
— И молчал!
— Узнал не сразу. Только на похоронах Марины, на кладбище, будто бы догадался.
— И вы поверили в такой абсурд!
— Абсурд? Я и сейчас не исключаю… Но не могу больше жить в этом кошмаре! Ваша странная встреча с Марочкой на бульваре, ваша, извините, назойливость, ваш пистолет… И внешне вы натуральный гангстер из итальянского фильма.
— Но ведь и Даша, и Боря признали во мне своего, пусть бывшего, историка.
— Именно что бывшего! И такой действительно функционирует в криминальном подполье — прозвище «Историк». Мне Митя подсказал.
— Ах, Митя!
— Сигизмунд подтвердил. Помните вашего адвоката?
— Адвоката я помню, — отвечал Валентин задумчиво. — С красным кейсом… Ведь Марк из «Страстоцвета» отбыл с таким же?
— Точь-в-точь. С моим капиталом. Для него эти двести тысяч — «семечки», он ворочает… — Серж замолчал.
— И какую же роль вы мне отвели?
— Мы были в сомнении: помогаете вы Марку или, напротив, преследуете.
— Вот почему Дмитрий Петрович подсунул мне позапрошлогодний факс?
— Да войдите же в наше положение. В Эквадор Марк подался не просто так, а из-за прошлых счетов с какими-то — Боже сохрани выяснять! — с какими-то группировками. То, что я вам сейчас говорю, может стоить мне жизни.
— Надо же! Блестящий актер… небось «народный»?
— «Заслуженный».
— Спутался с уголовниками — и еще жалуется!
— Я не… я не имею отношения, это мой шурин. С другой стороны, вы правы: деньги затягивают, распаляют и иссушают душу. И как я заплатил!
— Заплатили ваши близкие.
Серж промолчал. Мужественное лицо «благородного любовника» стало потерянным, жалким и как будто старым, и пышные седины уже не напоминали парик. Наконец пробормотал:
— Кажется, вы упомянули: «Даша говорит». Она по-прежнему пишет или…
— Вчера вечером к ней вернулась речь. Первое произнесенное слово: «Старик!»
— Старик! — повторил Серж потрясенно.
— Метель бушевала, «дворники» не справлялись, и я не увидел сквозь стекло… По ее словам, по Смоляной улице прошел старик, высокий, в долгополом пальто. Вы могли бы его узнать?
— Боюсь, что нет.
— Боитесь? Это закамуфлированный Марк?
— Не знаю, даже жутко вспомнить ту зловещую фигуру. В его облике, походке что-то… Мне действительно не по себе, Валентин Николаевич.