Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Почему ты меня не разбудил?
— Не придал значения, знаешь, я сам в полусне был. Все как-то зыбко, ирреально… Подумалось: такое потрясение девочка перенесла, ну, не спится ей, вышла свежим воздухом подышать.
— Окно на кухне было открыто?
— Фрамуга. Она ж большая в пол-окна.
— Она что, у себя в комнате не могла «подышать»? Идиот ты несчастный!
— Ну зачем преувеличивать…
— Да ведь она исчезла!
— Добровольно, ручаюсь. Никакого шума-гама, ты же знаешь мой чуткий сон.
— О Господи! Она же замолчала,
— Да просто не захотела со мной…
— Нет, нет! Она увидела кого-то во дворе, услышала тот голос. — У нее ж невроз на этой почве, она его боится! — Выходит, на этот раз узнала… а может, и раньше знала.
— Кого?
— Вероятно, своего жениха. Будем надеяться, Боря одержал победу над маньяком и теперь скрывается. К нему она могла уйти добровольно.
— Ну и славненько, пусть скрываются… Чего молчишь? Не будешь же ты на ребят в органы доносить. Или тебе этого жуткого Марка жаль?
Валентин, не отвечая, прошел на кухню к окну, закурил. Под дворовым фонарем — «волга» Пчелкиных, множество следов на снегу вокруг… Или он стоял там, за створкой ворот, где прятался Серж, сказавший: «Я плачу»… Нет, под фонарем, она же его увидела. Или у них было условлено…
Сашкин голос словно издалека, из другого, реального мира ворвался в хаотический поток сознания:
— Валь, виноват. По легкомыслию (или недомыслию) я не принял во внимание твои устремления.
— Какие устремления?
— Как бы потуманнее выразиться: матримониальные.
— Да иди ты!
— Невооруженным глазом видно, как ты страдаешь по этой девчонке. Ладно, мы их разыщем. Говори, что делать.
— Я обзвоню свидетелей, а ты начинай обыск.
— Что искать?
— Нечто мелкое и ценное.
— Жемчужину?
— Ну, что-то в этом роде.
Обыск окончился ничем, а звонки… костюмер и секретарша согласились на встречу, Бориной бабушки не оказалось дома, а Серж выдал любопытную весть: компаньон его сегодня отбыл в Ригу по «кофейным» делам.
— Как он посмел сбежать в самый разгар следствия?
— Митя не считает, что имеет отношение к вашему следствию.
— Да ну? Дайте-ка мне его рижские координаты.
— Непременно сообщу, как только он со мною свяжется.
«Побег» купца укрепил предчувствие, захватившее его после исчезновения Даши: драматическое действие целеустремленно движется к развязке, сами персонажи, вольно или невольно, ускоряют ее… Определить бы мотив: что важнее для безумца-«дракончика» — истребить эту семью или найти неведомое сокровище; если последнее — у Даши есть шанс. («Господи, о чем я! Конечно, она жива!») Ведь она вышла к нему добровольно — в этом вызывающем, волнующем обстоятельстве, возможно, и кроется главная разгадка ряда преступлений. Казалось, разгадка эта кружит, кружит в сереньком, пасмурном поднебесье, как птица на кладбище, дразня и зазывая, а он боится ее разгадать.
Валентин засмотрелся на ворону, галдящую в путанице ветвей; он ждал музейную даму на Суворовском бульваре, почти на том же месте, где неделю назад впервые увидел Манон Леско. «Мне дело — измена, мне имя — Марина, я — бренная пена морская».
«Вы меня преследуете?»
Вопрос прозвучал не тревожно, а скорее кокетливо. Но взгляд — тяжелый, упорный, устремленный в одну точку (не на меня). Кабы я оглянулся, то наверняка увидел бы… возможно, вон там, за скамейкой, в густых ветвях убийцу. И она его не выдала! Вот что поразительно, недаром в тот же вечер я почувствовал: у сестер есть тайна.
Подошла милая дама, залепетала, извиняясь за опоздание… Валентин выпалил:
— Даша исчезла!
— Боже мой!
— Я предполагаю, что у любовника Марины есть тайное убежище. Официально он жил в «Национале».
— Вы установили его личность?
— Марк Казанский. Бизнесмен.
— Замечательно! Так они встречались в отеле?
— Марина сказала сестре: у зеленого камня. Вам это ни о чем не говорит?
— К сожалению, ни о чем.
— Вы были близкие подруги?
— Не сказала бы. Просто в хороших отношениях.
— И все-таки она обратилась к вам с такой неординарной просьбой.
— Поверьте, я была поражена. Стою, курю в коридоре, подходит Марина Павловна и говорит: «У меня к тебе необычная просьба, не знаю, как начать… (Конечно, я выразила готовность.) Я ухожу сегодня после обеда. Ты не можешь сказать, если муж позвонит, что у нас музейный вечер». Слегка придя в себя, я уточнила: «А если он будет настаивать позвать тебя к телефону?» — «Тогда скажи: выездной вечер. (Помню, она задумалась на секунду.) В Абрамцево». Однако Алеша не позвонил. Где-то через неделю просьба повторилась: «У меня завтра отгул. (Мы частенько дежурим по выходным.) Если позвонит муж…» и т. д. Он действительно позвонил, и мне пришлось участвовать в этом жестоком обмане.
— Выходит, она к любовнику на весь день умотала?
— Выходит, так.
— Абрамцево… — Валентин подумал. — Ваш музей проводил когда-нибудь там вечера?
— На моей памяти нет. У меня еще мелькнула мысль: она специально придумала про место отдаленное, в Подмосковье, чтоб иметь возможность вернуться домой попозже.
— Логично, — согласился Валентин. — В Абрамцево ведь с Ярославского вокзала ехать?
— С Ярославского.
Валентин задумался, почему-то вспомнив вдруг письменный стол студента, набитый конспектами, картами, марками… «Почему?» — удивился. Заговорил, сосредоточившись:
— Скажите, Марина не собиралась увольняться из музея?
— Определенно нет. Но помните, я говорила вам: «Последняя моя осень здесь…» А куда она собиралась?
— Далеко. В Эквадор.
— Куда? — изумилась дама.
— Марк уговаривал ее уехать с ним в Южную Америку. Двадцать восьмого ноября. Но ведь заявления об уходе она не подавала?
— О, сейчас с этим нет проблем, никому мы не нужны. По почте послала бы. Нет, какая Марина была авантюристка все-таки!
— Но и денежки любила, да?