Век кино. Дом с дракончиком
Шрифт:
— Завидую, Дмитрий Петрович, но мне еще потребуется сегодня ясная голова.
— Холодная голова и пламенное сердце. — Купец опрокинул в жадный рот рюмку. — Так вроде железный чекист говаривал? Да еще «чистые руки», кажется. И для чего вам эти похвальные качества сегодня нужны?
— Бабушка тут убивается по своему внуку.
— Так ведь и думал, что вы приплетете нечто жалостливо-фарисейское. — Бизнесмен опять торопливо выпил. — Вот и покойник, царство ему небесное, любил фразу. Никчемную, уже давным-давно
— Алеша имел право, — заметил Валентин. — Он умер нищим из-за вас, богатых.
— Избегайте схем, иначе тайна не дастся, ускользнет.
— Вернемся к делу. Если вы отвечаете за свои слова и поступки, Дмитрий Петрович, помогите мне связаться с Казанским.
— Связаться?
— Дайте мне его телефон. В Эквадоре.
— Зачем вам?
— Желаю заочно познакомиться. Уточнить, например, есть ли у Бори алиби на вечер двадцать восьмого ноября.
— Ах, алиби! — Дмитрий Петрович рассмеялся и выпил. — А у вас у самого-то алиби на это время имеется?
— Не обо мне речь. Так поможете?
— Не могу взять на себя такую ответственность, тут коммерческие, знаете ли, интересы. Надо посоветоваться.
— Звоните! Звоните, звоните, вон у вас сотовый телефон из кармана торчит.
Серж оказался дома, коммерсант изложил просьбу Валентина, какое-то время слушал, прервал связь со словами «тебе виднее» и сказал озабоченно:
— Он ждет вас.
— Еще два вопроса. Каким образом Казанский собирался перевезти через границу двести тысяч долларов?
— Увольте, Валентин Николаевич, понятия не имею!
— Ведь Боря заехал к вам из Шереметьева, когда вы в подагре лежали. Что он сказал?
— Я буду с охранником беседовать о такой… — Дмитрий Петрович запнулся, Валентин подхватил:
— О такой святыне. Ладно. Кто преследовал юношу?
— Святой Грааль. — Купец расхохотался.
Валентин продолжал настойчиво:
— Кто — старик?
— Вам сколько лет, молодой человек?
— Тридцать три.
— О, какой цветущий, полноценный возраст. Так вот, его и преследовал тридцатитрехлетний старик.
— Вы намекаете на меня?
— Не люблю лицемерия, хотя иногда приходится… Или я ничего не понимаю в людях, или вы самый настоящий историк. Но! Именно вас видел пропавший юноша в Шереметьевском аэропорту с Марком Казанским.
— Который и передал мне доллары?
— Получается так. А теперь стреляйте. Как говорила… как ее там, черт!.. ну, одна испанская дама: лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
Лакея словно ветром сдуло под стойку. Купец куражился, но светлый взгляд его оставался трезвым и зорким.
— Адью, Валентин Николаевич! Что значит по-французски — «прощай».
— Думаю, еще доведется свидеться, Дмитрий Петрович.
Тайное убежище
Валентин смотрел на цветную фотографию — единственное яркое пятно, словно приколотая к стене бабочка средь черно-белых образов героя-любовника. В изысканном сборище с шампанским — приглушенно-пастельные, лимонно-сиреневые тона дамских туалетов, строго-вечерние костюмы мужчин — вызывающе выделяется (теперь — вызывающе!) красный пиджак Марка. М-да, крутой босс питает пристрастие к «красненькому». Кейс, который продемонстрировал адвокат, и… «красная рука» в эркере, в еловых ветвях?..
— Ваш шурин носил красные перчатки? — осведомился Валентин; Серж нервно переложил одну ногу на другую.
— Черт его знает, что он там… кажется, носил, да.
— «Там»? Дайте-ка мне его тамошние координаты. Ну?.. Ладно, Сергей Александрович, я преодолею вашу семейную, так сказать, щепетильность, скажу сам. Еще в первую нашу встречу Жанна Леонидовна, между прочим, обронила: в позапрошлом году Марк летал в Эквадор. У меня есть подозрение, что ваш компаньон тогдашний факс мне и показывал. Год не был проставлен, понимаете?
— А вы понимаете, что я не могу доверять вам?
— У вас нет выхода. Вы все зависите от Марка…
— А вы, возможно, связаны с ним.
— Придется поверить мне на слово и перестать бояться.
Серж вздрогнул от негодования.
— Чего бояться?
— Моего газового пистолета, например. Вы с ходу поверили Борису. Неужели за эти полтора месяца он не вызвал у вас подозрений?
— После смерти Марочки — да, вызвал. Но он сумел вывернуться.
— Боюсь, что не сумел. Вы же сами сказали: «Возможно, он умер». Сергей Александрович, на вас тяжкая ответственность. Прошу быть предельно откровенным, вдруг мы успеем…
— Я не знаю, где он скрывается, клянусь!
— Может быть, знает ваша жена?
— Жанна никогда не вмешивалась в дела брата, он бы не потерпел. Думаете, я ее не спрашивал?
— Давайте прежде покончим с одним щекотливым обстоятельством. Все началось с доноса, так?
Серж налил в хрустальный стаканчик «Абсолюта», быстро выпил.
— Да, я во всем виноват. Как вы догадались?
— Театральный костюмер дал намек: в случае чего вы не побрезгуете… Что вы сказали папе Пчелкину про сестер и Алешу?
— О, вы даже так копнули! — Он закурил и заговорил отстраненно: — Иногда по воскресеньям мы с Павлом Ивановичем пили пиво на уголке… знаете, там теперь пивной подвальчик?
— Знаю.
— А перед этим я случайно услышал, как в театре Алеша разговаривал по телефону со свояченицей. Запомнилась фраза: «Ничего не бойся, не сходи с ума, прелесть моя Дашуня, я скоро вернусь».
— И все? И из-за такого невинного высказывания вы подняли…
— Да, но интонация! Меня не проведешь. Такая страстная и нежная, такая напряженная!..