Век
Шрифт:
— Чему ты улыбаешься? — спросил джентльмен, о котором она думала, подходя к ней и целуя ее. — Ты выглядишь прямо как Чеширский кот.
— Я как раз думала о тебе. А это всегда доставляет мне удовольствие и заставляет улыбаться. Все довольны?
— Все. Они прохаживаются по подносам с закусками. У нас хватит закусок?
— Вполне достаточно, но я все же пойду проверю.
Она направилась в кухню, а он вышел на террасу. Молодой официант, носивший поднос с шариками из мяса крабов, постоянно поглядывал на Эйба, так же, как и тот на него. «Пока нет, еще не время», — думал официант.
Габриэлла превратила террасу в фантастический сад под открытым небом с деревьями, кустами
Официанта звали Рокко Сантуцци. Его дед эмигрировал из Неаполя в 1903 году. Рокко вырос в Бруклине, и свой первый тюремный срок за кражу автомобиля он получил, когда ему было всего четырнадцать. Теперь ему было двадцать семь, и он отсидел еще четыре года за вооруженное ограбление. Рокко в мафии был известным человеком. Его одолжили Джерри Гроссману для выполнения этого дела. «Пока нет, еще не время, — думал он, чувствуя возбуждение от ожидания, которое всегда возникало у него перед совершением насилия. — После, когда гости уйдут... Все должно выглядеть как несчастный случай...»
В приглашении на коктейль было указано: с шести до восьми, но последние гости оставались почти до восьми тридцати. Когда официанты закончили уборку грязной посуды, Габриэлла рухнула на стул со словами:
— Слава Богу, все закончилось!
— Только что мне пришло в голову, — сказал Эйб, — что я ненавижу большие приемы с коктейлями.
— Ты мне говоришь об этом теперь? Но мне кажется, все прошло неплохо... Черт, кто-то пролил вино на ковер.
Она поднялась, чтобы проверить пятно на ковре. Когда она опустилась на колени, чтобы протереть загрязненное место, Эйб неторопливо направился на террасу. В комнате оставалось двое официантов. Один из них — Рокко Сантуцци — следил за дверью на террасу.
— Я думаю, что это виски, — сказала Габриэлла. — Я принесу какой-нибудь шампунь для ковров...
Она вышла на кухню. Другой официант, Билл, ставил посуду на поднос.
— Тони, — обратился он к Рокко, — ты не заберешь остальные бокалы?
— Йеа, я их принесу.
Билл тоже отправился на кухню, оставив Рокко одного. Тот положил свой поднос на стол, подошел к террасе и выглянул. Стемнело, и Центральный парк заманчиво мигал огнями. Эйб стоял у кирпичного парапета спиной к Рокко и курил сигарету.
Рокко тихо подошел к нему. Он был в полуметре от Эйба, когда тот оглянулся и посмотрел на официанта в упор.
— Какого черта тебе надо?
— Я принес послание от Джерри Гроссмана. — И он, как бык, толкнул Эйба в грудь обеими руками и всей своей массой мышц в девяносто килограммов. Падая на цементную облицовку парапета, Эйб закричал, будучи захваченным врасплох. Рокко одной рукой прижимал его животом к ограждению, а другой схватил его ноги и поднял их. Насмерть перепуганный Эйб взглянул вниз, на Пятую авеню, с высоты пятнадцати этажей, когда Рокко стал поднимать его над парапетом. Завывающему Эйбу удалось обхватить Рокко за шею. В полном отчаянии он сжал шею Рокко, когда итальянец толкнул его с парапета и отпустил его ноги. Теперь Эйб висел над улицей, и жизнь его зависела от того, насколько крепко он держался за шею Рокко, но Рокко пытался разжать его руки. «Не смотреть вниз!» — в панике думал Эйб, когда его ноги искали
Теперь он чувствовал, как еще две руки схватили его левую руку. Габриэлла и Билл, официант, медленно перетащили его через парапет. Когда он свалился на пол террасы, он лежал неподвижно с закрытыми глазами. Только его тело подрагивало от пережитого ужаса. Он услышал, как Габриэлла приказала официанту вызвать полицию. Потом она опустилась на колени рядом, обнимая его.
— Слава Богу! Слава Богу! — повторяла она, целуя его.
Когда она помогла ему подняться, он взглянул на лежащего на террасе Рокко. Тот все еще был без сознания от удара бутылкой виски, которую Габриэлла разбила об его череп.
— Этот негодяй столкнул меня, — сказал Эйб, клацая зубами. — Он столкнул меня! В своей проклятой жизни я никогда так не пугался!
Он перегнулся пополам, и его вырвало в ящик с геранью.
Через час после того, как полиция забрала Рокко Сантуцци, Эйб заявил:
— Мне нужно напиться.
Он пошел к бару и налил себе двойную порцию виски. Его еще слегка колотило, но он уже чувствовал себя получше.
— Только подумать, я ведь никогда не боялся высоты! — сказал он, выпивая половину стакана. — Боже.
Когда он уселся в кресло, Габриэлла спросила:
— Почему ты не сказал полиции о Гроссмане?
— Потому что я намерен отправить свои показания окружному прокурору завтра.
— Но... — она посмотрела на него, — это Значит, что ты пойдешь в тюрьму!
— Габриэлла, мне следовало это сделать еще прошлой весной, когда убили Сида Кона. Теперь у меня нет выбора. Гроссман, должно быть, подумал, что если меня по его приказанию столкнут с террасы, это будет выглядеть как несчастный случай или, может быть, как самоубийство. Вероятнее всего, он сегодня ночью взломал сейф Аллана и уничтожил мое признание. Но если он его уничтожил, я составлю новое. Гроссману придется заплатить за все.
Он выпил еще виски.
— Если тебя упрячут в тюрьму, как ты думаешь, на какой срок?
— Аллан сказал мне, что он попробует добиться условного приговора. Самое худшее, что может быть, — это год или два. Что за черт, я предпочел тюрьму падению с пятнадцатого этажа на Пятую авеню. Боже!
Он допил свое виски и посмотрел на жену:
— Ты не против мужа-зэка?
Он проговорил это легко, но она видела, что он боится. Она подошла к нему и поцеловала.
— Мы поженились, чтобы жить в радости и в горе, — ответила она. — Я любила лучшего, я приму и худшего.