Век
Шрифт:
Она обернулась:
— Это было всего лишь увлечение. Наверное, мне надо рассердиться на тебя за то, что ты пытаешься вскружить мне голову. К тому же я практически обручена с Биллом Уортоном.
— Он безмозглый болван, и тебе это известно.
Она рассмеялась:
— Не очень-то лестно ты отзываешься о моем будущем муже!
Он взял обе ее руки в свои:
— Послушай, Люсиль, он тебе не подходит...
— А ты подходишь? — прервала девушка.
Виктор уловил вызов в ее голосе.
— Да, — убежденно ответил он, — я подхожу.
Он обнял Люсиль и поцеловал. Она не сопротивлялась. Ей нравилось ощущение силы, исходившее от его мускулистого
— Я прошу твоей руки, — продолжал он. — Господи, как я люблю тебя, Люсиль... Выходи за меня, а не за Билла... Скажи, что станешь моей женой...
Оттолкнув его, она воскликнула:
— Ты просишь моей руки?!
Предложение вырвалось у Виктора случайно, но он не собирался брать его обратно.
— Да, я прошу тебя стать моей женой!
— Подожди минутку, дай перевести дух! Ты это серьезно? — Девушка подошла к покрашенной в белый цвет железной скамье под пальмами и села.
— Никогда в жизни я не был так серьезен, как сейчас.
— Но ты не успел даже потанцевать со мной и вдруг делаешь предложение! Это невероятно! Кроме того, я не могу выйти за тебя: дядя Огастес наверняка будет категорически против.
— Ну и пусть!
— Но если твое предложение серьезно, как я могу быть уверенной, что ты не увиваешься за моими деньгами?
— Твоими деньгами? — недоверчиво спросил Виктор.
— Мой отец богатый человек. Что же касается тебя, то, хотя мне и не известно содержание завещания дяди Огастеса, я сомневаюсь, что он сделает тебя своим наследником. Поэтому брак со мной был бы для тебя выгоден, не правда ли?
Она понимала, что причиняет ему боль, но ей нравилось это делать.
— Хочешь знать, что я думаю, Люсиль? — ответил Виктор тихо. — Влюбившись в тебя, я сделал самую большую глупость в жизни.
С этими словами он, оставив изумленную Люсиль, вышел из оранжереи. Девушка вскочила и, бросившись за Виктором, остановила его в вестибюле:
— Подожди минуточку, Виктор... Я не хотела тебя обидеть! Просто... Ты никогда меня никуда не приглашал... То есть мы не встречались, и вдруг ты делаешь мне предложение... Это смутило меня...
— Но куда бы я мог тебя пригласить, если, как тебе известно, твои излюбленные места мне не по карману?
— Глупости, ты мог бы повести меня в какой-нибудь недорогой ресторан... Я буду дома еще две недели...
У Виктора отлегло от сердца.
— Как насчет завтрашнего вечера?
— Пожалуй... — Люсиль на мгновение задумалась. На следующий день вечером она должна была идти в оперу с Биллом и его родными, но неожиданно Виктор показался намного интереснее и оперы, и самого Билла. — Хорошо, но только вдвоем. Придется солгать родителям, чтобы они не послали кого-нибудь меня сопровождать, это было бы так скучно! Недалеко от Греймерси-парк недавно открылся один ресторанчик... кажется, он называется «Чез Пол», в нем, должно быть, кормят хорошо и недорого... Давай встретимся там завтра, скажем, в восемь вечера?
Злость Виктора прошла, уступив место волнению.
— Я приду.
— И еще, Виктор, ты замечательно целуешься!
Взяв Люсиль за руку, Виктор повел ее обратно в оранжерею и снова поцеловал.
— Это могло бы стать восхитительной привычкой, — прошептала девушка.
Вдруг позади них кто-то засвистел и захлопал. Виктор выпустил из объятий Люсиль и обернулся: Родни и Артур аплодировали, стоя в дверях оранжереи.
— Продолжай, Виктор! — воскликнул Родни. — Я всегда хотел увидеть, как итальянцы занимаются любовью!
— Родни, — перебила Люсиль брата, — чтоб ты утонул
— Но у вас здорово получается! Погодите, вот узнает Билл Уортон... А почему у тебя нет мандолины, Виктор, чтобы спеть Люсиль серенаду? Разве не так поступают в Венеции? Правда, тебе не хватает гондолы...
Первым побуждением Виктора было удавить юнца, но вместо этого он сказал:
— Ты совершенно прав, Родни, жаль, что у меня нет мандолины. Поэтому... Смотри, как поступают влюбленные итальянцы.
Виктор опустился одним коленом на белый мраморный пол, простер к Люсиль руки и запел по-итальянски своим резким баритоном:
Милая Лида!
Рая созданье, луч светлый солнца,
Чудный цветок!
Не зная, стоит ли рассмеяться, Люсиль смотрела на него, завороженная его чудесным безумством.
Ты радость сердца,
Ты упованье, моя царица!
Ты жизнь моя...
Увидишь скоро родное небо,
В своей отчизне ты будешь вновь!
Дам тебе царство, трон и порфиру
И твой венец тебе возвращу,
О-о-о...
Кульминационное «о-о-о» Виктор пропел, жестикулируя с преувеличенной страстностью третьеразрядного итальянского тенора. Теперь уже Люсиль хихикала, но весело стало и ему самому.
Милая Аида,
Рая созданье, луч светлый солнца,
Чудный цветок!
Ты радость сердца,
Ты упованье, моя царица!
Ты жизнь моя...[23]
Молодой сицилиец поднялся с колена, театрально поклонился корчившимся от смеха кузенам, потом подошел к Родни и, любезно улыбаясь, сказал:
— Родни, ты лошадиная задница.
С этими словами Виктор покинул дом Декстеров и направился к себе в Бруклин.
В ту ночь Виктору не спалось. Он ворочался в постели, то мечтая о Люсиль, то с презрением вспоминая о Родни и обо всем с ним связанном, то мучаясь сомнением в своих силах. Денег у него нет, перспектив почти никаких, в банке он получает тридцать пять долларов в неделю. Разве можно при таком доходе ухаживать за наследницей владельца универмага? Ужин с ней в ресторане следующим вечером может стоить половины его недельного жалованья! Конечно, со временем Элис что-нибудь оставит ему, но Огастеса Виктор уже много лет назад перестал принимать в расчет: он не был уверен, что возьмет что-либо от приемного отца, даже если будет упомянут в завещании. Виктор считал себя достаточно образованным, чтобы заработать на пристойное существование, но не более. Люсиль же, он знал, не представляла себе жизни без богатства и роскоши. Тогда с какой стати ему подогревать свои надежды, ухаживая за ней? Это была всего лишь попытка подготовить себя к болезненному поражению.