Велесова ночь
Шрифт:
Владеющий. И не из последних — если и послабее Горчакова с покойным Юсуповым, то уж точно ненамного. Трансформация, пусть и неполная, заняла всего несколько мгновений, и даже намек на боевую форму господина выглядел в высшей степени убедительно. Всех моих нынешних способностей вряд ли хватило бы одолеть его в поединке.
А нищему бродяге и вовсе полагалось дрожать перед ним, как осиновый лист.
— Простите… Виноват, ваше благородие! — пролепетал я, неуклюже пытаясь изобразить поклон. — Не признал!
— Ну вот, теперь другой разговор. Так бы сразу! —
— Может, и шустрый, — осторожно отозвался я. — Но по чужим карманам лазать не обучен. Матушкой клянусь, ваше благородие — за всю жизнь ни разу чужого не взял!
Актер из меня был так себе, но, пожалуй, примерно так и должен вести себя хулиган или карманник, попавшийся на горячем грозному и бдительному гражданину благородного происхождения. Лебезить, отнекиваться, давить на жалость…
Господина моя слабенькая игра, похоже, убедила.
— Чужого нам и не надо, — усмехнулся он. — А скажи-ка, любезный — как тебя звать?
— Пашкой… Павлом Максимовым. А еще Воробьем кличут, — сочинял я на ходу. — Меня на Апраксином дворе все знают. Любого спросите, ваше благородие — скажут, что человек честный и…
— Ладно, ладно. Верю! — Господин легонько тряхнул меня за плечо. — А заработать ты, Воробей, хочешь?
— Так кто ж не хочет, ваше благородие? — Я изобразил на лице довольный и жадный оскал. — Вы только скажите, чего надобно — вмиг исполним!
— Добро! Значит, ты-то мне и нужен. — Господин выпустил мою руку и полез за пазуху. — Надо записку человеку одному отнести… Крестовский остров знаешь?
— Знаю, ваше благородие, — кивнул я. — Отсюда через реку сразу, потом мимо крепости на Каменный, а там вдоль Ждановки… Пешим ходом часа с полтора будет, а на извозчике…
— Обожди, Воробей. — Господин огляделся по сторонам и, чуть понизив голос, продолжил: — Ты, главное, не спеши. Иди вечером, как стемнеет. За мостом до Кольской улицы и дальше налево, пока опять до реки не дойдешь. Там вдоль нее дачи…
— Знаю, — снова закивал я. — Случалось уже бывать там. Красивые дома… Богатые.
— Это поначалу только. А тебе в самый конец острова, считай, идти, там и дороги — одно название, не всякий автомобиль проедет. Но ты так по реке и двигай, пока не увидишь дом, где в окне красный фонарь горит.
— Красный фонарь, — послушно повторил я. — Девица там живет, что ли?
— Нет. Не… Не твоего ума дело, Воробей. — Господин строго погрозил мне пальцем. — Вот в этот дом ты и стучись. Не знаю, кто уж там откроет, но письмо мое отдашь его светлости лично в руки — так и говори, пусть хоть резать тебя будут. Понял?
— Понял, ваше благородие. Его светлости лично в руки, а больше никому.
Разумеется, я никакого понятия не имел, как выглядит этот самый «светлость», но спорить не стал. Вряд ли господин ожидал от пойманного на площади бродяги какой-то особенной сообразительности, и его «лично в руки» наверняка было чем-то вроде шифра, который поймет только тот, кому письмо, собственно, и адресовано.
—
— Да разве я прочитаю, ваше благородие?.. Мы ж воробьи простые, грамоте не обучены, — на всякий случай соврал я. — А письмо ваше непременно доставлю, в лучшем виде.
— Вот и славно. — Господин снова огляделся по сторонам и украдкой передал мне сложенную вчетверо бумажку и снова полез за ворот пиджака. — Вот тебе за труды, Воробей. Авансом, так сказать… А как донесешь — втрое больше дадут.
— Втрое больше? — вытаращился я. — Это что ж получается такое…
Красная десятирублевая купюра наверняка была в портмоне господина одной из самых мелких, однако нищему пареньку с Апраксина двора показалась бы чуть ли не целым состоянием. А за возможность заработать полторы зарплаты рабочего на заводе всего-то прогулявшись ночью на Крестовский он, пожалуй, продал бы и душу, и всего себя с потрохами.
И уж точно даже не подумал бы отнести загадочное послание в полицию, хоть вся эта история и источала весьма сомнительный душок. Даже купив мою лояльность за баснословные сорок рублей господин все равно изрядно рисковал… А значит, делал это вполне осознанно. И не случайно выбрал место, где быстро пробраться сквозь толпу не смог бы и самый проворный и ловкий из столичных шпиков. Гомон вокруг глушил все детали нашего разговора, и со стороны все это выглядело как скучноватый и обыденный воспитательный процесс: Владеющий поймал за руку то ли попрошайку, то ли карманника, запугал, но вместо того, чтобы тащить в полицию или сдавать городовым, решил проявить милосердие и ограничиться нотацией.
— Втрое больше. Слово дворянина.
Господин держался уверенно и спокойно, можно сказать, безупречно… почти. Вряд ли даже шеф заметил бы хоть что-то, но мои чувства успели обостриться до предела, и я все-таки ощутил отголоски эмоций, пробившиеся сквозь ледяную броню.
Мой таинственный визави нервничал — и чем дальше, тем сильнее. Наша беседа, хоть и недолгая, все же затянулась достаточно, чтобы шпики успели что-то заподозрить. А если кого-то из них приставили следить специально, он мог даже заметить, как в мой карман перекочевала сначала записка, а потом и купюра в десять имперских рублей. С каждым мгновением тучи над нашими головами сгущались, и спектакль следовало заканчивать незамедлительно.
И я, признаться, не очень-то представлял, как именно это нужно сделать, но помощь пришла, откуда не ждали.
— Ах, вот ты где, паршивец!
Белый китель городового вынырнул из-за чьих-то спин, и крепкая рука схватила меня за шиворот. Господин дернулся было, чтобы помочь, но вовремя одумался и отступил в сторону, изображая непричастный вид. А потом боком протиснулся между парой старушек и исчез, успев напоследок заговорщицки подмигнуть.
Я бы не поленился ответить ему тем же, но меня настырно тащили в другую сторону.