Величайшая любовь

Кингсли Кэтрин

– Что ж, это говорит о многом. Скажи, а как ты решилась согласиться на место в Рэйвенсволке?

Джорджия пожала плечами.

– У меня просто не было выбора. Однажды моя прежняя хозяйка сообщила мне, что увольняет меня и что далее я буду работать на леди Рэйвен. Повторяю, выбора у меня не было. Поэтому я оказалась здесь.

Внимательно посмотрев на собеседницу, Николас тихо спросил:

– Неужели все так плохо?

Джорджия печально кивнула.

– Мне очень жаль… – пробормотал он. – но теперь, когда я вернулся… Возможно, я смогу вам чем-нибудь помочь.

– О

нет! Прошу вас, мистер Дейвентри, умоляю, не вмешивайтесь. Если леди Рэйвен рассердится на меня, меня нигде больше не возьмут! Она обладает огромным влиянием, а без работы мне не прожить. – Глаза Джорджии наполнились слезами, и она, на мгновение отвернувшись, быстро утерла их. – Прошу прощения, – прошептала она. – Мне вообще не стоило откровенничать, это было глупо с моей стороны…

– Но вы сказали правду, а я, миссис Уэллс, ценю правду превыше всего. Поэтому знайте: так как вы были честны со мной, я никогда не допущу, чтобы вы оказались в сложном положении. Обещаю. Вы даже представить себе не можете, насколько облегчили мое возвращение. А теперь, извините. Я вас покину, поскольку не стоит откладывать неизбежное. Полагаю, вскоре мы увидимся вновь.

Джорджия молча опустила глаза. Подобная встреча, наверное, была так же вероятна, как борода на щеках леди Рэйвен. Взяв себя в руки, она улыбнулась и проговорила:

– Надеюсь, ваше возвращение домой окажется счастливым, сэр. – Она поднялась с травы, отряхивая юбки.

– Чертовски маловероятно, – пробормотал Николас, тоже вставая. – Но это, должно быть, будет интересно. Еще раз прошу прощения за поцелуй. Я порой действую весьма импульсивно, но имейте в виду: причина этого поцелуя – ваши добрые чувства к моему старому дому.

– К вашему дому?.. Так это ваш дом?

– Да. Вернее – почти. Но в общем-то… да, конечно, мой. Видите ли, все чертовски сложно. Я ужасно расстроился, когда увидел, во что превратились мои детские воспоминания. И, конечно же, я был тронут тем, что вы испытывали схожие чувства. Так или иначе, но я сожалею о своем импульсивном…

Вскинув руку, Джорджия прервала его:

– Я все понимаю, сэр. Не беспокойтесь об этом. До свидания, мистер Дейвентри. – Джорджия подхватила свою корзинку и направилась в Рэйвенсволк.

Расправив плечи, Николас решительно потянулся к дверному молотку и ударил в дверь. На душе у него было тяжело, и стук собственного сердца отдавался в груди громким эхом. Теперь он почти жалел, что увидел состояние Клоуза. Если бы его иллюзии сохранились, то он, безусловно, испытывал бы большую симпатию к своему дяде. Но, с другой стороны, иллюзии – вещь опасная, и в данный момент он нуждался в хоть каком-то оружии…

Человек, открывший дверь, был ему не знаком, но тот вскинул брови, когда увидел Николаса, и тотчас же – это был дворецкий – отправился докладывать хозяевам о прибытии гостя.

Ожидая в холле, Николас отмечал мельчайшие детали. Дом несомненно был перестроен, и на ремонт наверняка потратили немалые деньги. Также было очевидно, что в холле этого дома находились вещи, раньше украшавшие

комнаты Клоуза (уже одного этого было достаточно, чтобы у Николаса закипела кровь).

Он вскинул голову, услышав шорох платья по мраморному полу, и медленно обернулся.

Жаклин почти не изменилась, однако же в ее осанке появилась настоящая грация – то была уверенность истинной графини, а не гонор новоиспеченной дворянки, еще вчера бывшей вдовой богатого торговца. Сейчас она выглядела так, будто родилась графиней.

Лиф ее платья был скроен чрезвычайно искусно, а юбка, ниспадавшая к полу широким колоколом, все же не скрывала линии бедер. Но Николас знал, что именно скрывали дорогие ткани – воспоминание об этом все время пылало в его мозгу…

– Итак, Жаклин… – произнес он тоном, прозвучавшим холоднее самого холодного льда. – Итак…

– О, Николас… – прошептала она, едва шевеля своими почти бескровными губами. Ее лицо вдруг стало пепельно-серым, и он тотчас понял, что Жаклин была столь же неуверена в себе, как и он. Вот только у него было преимущество внезапности, которым ему удалось воспользоваться.

– Бог мой, а ты, похоже, совсем не изменилась. – Он шагнул к ней, но Жаклин немедленно отступила на шаг, по-видимому – непроизвольно.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Ты ведь понимаешь, что тебя здесь не ждут. Чтобы не устраивать скандала, предлагаю тебе незамедлительно покинуть этот дом. Не вынуждай меня приказать слугам, чтобы выставили тебя за дверь.

Николас мрачно ухмыльнулся и проговорил:

– Как тебе не повезло, дорогая Жаклин… Меня мало волнует, насколько радушно или холодно ты меня примешь. Кроме того, я сомневаюсь, что твоим лакеям удастся выставить меня. Я намереваюсь увидеть своего дядю, и я увижу его.

Он ждал, что Жаклин резко возразит ему, поэтому не сразу понял смысла ее едва заметной улыбки. Немного помолчав, она ответила:

– Что ж, Николас, я не стану препятствовать тебе. Ты, конечно, можешь увидеть своего дядю. Но после этого ты покинешь мой дом без каких-либо возражений. – Развернувшись, Жаклин направилась к лестнице, и Николас тотчас последовал за ней.

Когда они вошли в коридор, ведущий в комнаты дяди, веселые голоса, доносившиеся откуда-то издалека, неожиданно стихли. Николас насторожился; во-первых, он совершенно не представлял, как встретит его дядя, а во-вторых, ему не нравилось, что эта встреча пройдет в присутствии Жаклин. Но, к сожалению, в его положении не было возможности диктовать свои условия.

Николас полагал, что его престарелый родственник пребывал, как обычно, в дурном настроении, поэтому совершенно не был готов к тому зрелищу, которое предстало перед его глазами, когда он вошел в спальню и наконец-то увидел дядюшку. Этот некогда сильный и энергичный человек, теперь абсолютно беспомощный, лежал в постели, укрытый по грудь одеялом. Тело больного казалось истощенным и безжизненным, а изо рта на подбородок стекала струйка слюны. Лицо же было странно перекошенным… и словно застывшим, живыми оставались только глаза, но и они казались затуманенными.