Величайшие речи русской истории. От Петра Первого до Владимира Путина
Шрифт:
Указавши цель и средства той партии, к которой я и мои товарищи принадлежали, я перехожу к другим не менее важным фактам и скажу о причинах, под влиянием которых появилась и развилась эта партия. В обвинительном акте дело представлено таким образом, что были-де на Руси обломки прежних тайных сообществ, была русская эмиграция в Швейцарии и вот явились несколько энергичных личностей и по их слову возникло революционное движение во всех уголках обширной России. Конечно, никто из людей, сколько-нибудь понимающих смысл этого движения, не удовлетворится подобным прокурорским объяснением, вообще не отличающимся особенною добросовестностью…
Первоприс[утствующий]. Прошу не выражаться подобным образом.
Мышкин. Я говорю, что нельзя искусственно создавать это уважение и приписывать его только среде
Первоприс[утствующий]. Примеры нам не нужны…
Мышкин. Если для особого присутствия мои объяснения представляют несомненную истину, то я воздержусь от примеров…
Первоприсут[ствующий]. Для суда ваши объяснения вовсе не составляют истину. Суд должен выслушать от вас, что вы можете сказать по обвинению…
Мышкин. Так как весьма важны примеры…
Первоприс[утствующий]. Вы можете указывать свои положения, не приводя примеров.
Мышкин. Общество наше знает в настоящее время только то, что был суд, что происходит суд над представителями революционной партии, но ему может показаться, что движения эти не имеют под собой прочной почвы, не имеют связи с народом. Оно может подумать это потому, что от него будут скрыты эти явления, а в этих явлениях недостатка не было. Не говоря уже о сильном волнении между уральскими казаками, о котором общество имело весьма скудные сведения, в 1874 г. не раз приходилось прибегать к помощи войска для усмирения нескольких татарских селений, затем возмущение раскольников на уральских заводах…
Первоприс[утствующий]. Я уже объявил вам однажды, что примеры нам не нужны.
Мышкин. Иначе мои заявления будут голословны.
Первоприс[утствующий]. Дело суда судить о том, будут ли они голословны или нет. Вообще, вы входите в такие пространные размеры вашей речи, которые вовсе не соответствуют существу того вопроса, который я вам сделал. Я сделал вам вопрос на основании закона, о том, признаете ли вы себя виновным в принадлежности к тому противозаконному сообществу, о котором говорится в обвинительном акте. Теперь я не препятствовал вам говорить о том, что вы принадлежали, как вы сказали, к другому противозаконному сообществу. Затем, я не вижу, что же еще нам остается выслушивать относительно этого предмета.
Мышкин. Имеет ли подсудимый право говорить о причинах преступления?
Первоприс[утствующий]. Можете.
Мышкин. Причины того преступления, в котором я обвиняюсь, есть народное движение, бывшее в последнее время. Следовательно, мне необходимо констатировать факт, что движение существует и что наше движение есть только отголосок на более сильное движение в народной среде…
Первоприс[утствующий]. Эти ваши объяснения не могут служить для суда каким-либо доказательством или таким фактом, который он должен был бы принимать за несомненный вывод из того, что вы говорите.
Мышкин. Если я говорю, что меня побудило невыносимо тяжелое положение народа, то могу ли я сказать об этом положении?
Первоприс[утствующий]. Совершенно излишне. Вы сослались на тяжелое положение народа, и достаточно. Продолжайте дальше.
Мышкин. Я, конечно, имею право доказывать. Разумеется, суд может относиться к моим доказательствам как ему угодно. Он может признать мои взгляды ошибочными, но они, во всяком случае, не могут повредить никому, кроме, как мне самому; если же в моем взгляде есть слова правды, то нет основания зажимать мне рот…
Первоприс[утствующий]. Никто вам не зажимает. По закону я обязан допускать доказательства только те, которые могут относиться к данному предмету. Поэтому я не могу вам дозволить говорить о таких фактах, которые не могут подлежать нашему обсуждению. Затем, я не препятствую вам продолжать речь, ограничиваясь теми выводами, которые из высказанных вами положений вы признаете нужным высказать суду.
Мышкин. Я хотел указать на один очень серьезный факт. Так как я обвиняюсь коллективно, то хотел бы указать [на то], что мы видим в настоящем деле: что девушка, желавшая читать революционные лекции крестьянам; юноша, давший революционную книжку какому-нибудь мальчику; несколько молодых людей, рассуждавших о причинах народных страданий, рассуждавших, что не худо было бы устроить даже, быть может, народное восстание, – все эти лица сидят на скамье подсудимых, как тяжкие преступники, а в то же время в народе было сильное движение, которое смирялось помощью штыков; а между тем эти лица, эти бунтовщики, которые были усмирены военною силою, вовсе не были привлечены на скамью подсудимых, как будто бы говорить о бунте, рассуждать о его возможности считается более преступным, нежели самый бунт. Это может показаться абсурдом, но абсурд этот понятен: представители силы народной могли бы сказать на суде нечто более полновесное, более неприятное для правительства и поучительное для народа. Поэтому-то зажимают рот и не дают сказать это слово на суде…
Та естественная связь, о которой я говорил, вызвала движение среди интеллигенции и будет вызывать до тех пор, пока не прекратятся причины, вызвавшие его. Я указал только на один факт, но есть другие, не менее уясняющие революционное движение, как, напр., распространенность таких религиозных сект, где отрицание государственной власти возводится в догмат, где источник государственной власти именуется антихристом; далее, образование обществ с целью неплатежа податей, исчезновение целых деревень с целью уклонения от поборов…
Первоприс[утствующий]. Все это опять-таки вовсе не входит в предмет обсуждения суда. Постарайтесь ограничиться тем, что имеете сказать по обвинению вас в том преступлении, о котором я вам объявил.
Мышкин. Я говорю, что отголоском народного движения было движение в среде интеллигенции и образование социально-революционной партии. В этом образовании люди приняли участие, благодаря, главным образом, следующим двум причинам. Как известно, сильным влиянием и крупнейшим проявлением революционной мысли было образование общества рабочих и освобождение крестьян, потому что в среде рабочих образовалась фракция, послужившая ядром социально-революционной партии. Кроме того, крестьянская реформа оказала весьма важные услуги революционному делу. С 19-го февраля (1861 г.) началась новая народная жизнь с[о] своим неизбежным спутником – борьбой между капиталом и трудом; затем крепостная реформа послужила наглядным доказательством своей несостоятельности в деле улучшения народного быта. И действительно, мы видим в результате, что народ доведен до крайней бедности, до страшного голода, и вовсе не нужно обладать крайним радикализмом, чтобы усомниться в хороших качествах этой реформы для массы освобожденных крестьян, которые стали лицом к лицу с представителями государственной власти и которые убедились, что жестоко обманывались этой прославленною свободою…