Величайшие речи русской истории. От Петра Первого до Владимира Путина
Шрифт:
Председатель сенатор Петерс. Эти рассуждения не идут к делу.
Бардина. Я желаю только изложить свой взгляд на революцию и пропаганду: думаю, что мои взгляды совпадают со взглядами многих других подсудимых, и что поэтому мое объяснение будет небесполезно, если выставить гг. судьям пропагандистов в их настоящем свете.
Я, господа, принадлежу к разряду тех людей, которые между молодежью известны под именем мирных пропагандистов. Задача их – внести в сознание народа идеалы лучшего, справедливейшего общественного строя или же уяснить ему те идеалы, которые уже коренятся нем бессознательно; указать ему недостатки настоящего строя, дабы в будущем не было тех же ошибок, но, когда наступит это будущее, мы не определяем и не можем определить, ибо конечное его осуществление от нас не зависит. Я полагаю, что от такого рода пропаганды до подстрекательства к бунту еще весьма далеко.
Обвинение говорит, что мы желаем уничтожить классы, и понимает это в таком смысле, что мы хотим вырезать
Обвинение называет нас политическими революционерами; но если бы мы стремились произвести политический coup d’etat, то мы не так стали бы действовать: мы не пошли бы в народ, который еще нужно подготовлять да развивать, а стали бы искать и сплачивать недовольные элементы между образованными классами. Это было бы целесообразнее, но дело то именно в том, что мы к такому coup d’etat вовсе и не стремимся.
Обвинение говорит еще, что мы хотим водворить анархию в обществе. Да, мы действительно стремимся к анархическому устройству общества, но дело в том, что это слово в том смысле, в каком его понимает современная литература и я лично, вовсе не означает беспорядка и произвола. Анархия, напротив, стремится водворить гармонию и порядок во всех общественных отношениях. Она не есть произвол личностей, ибо она признает, что свобода одного лица кончается там, где начинается свобода другого. Она есть только отрицание той утесняющей власти, которая подавляет такое свободное развитие общества. И так, разобрав все возводимые на меня преступления, я нахожу, что я, в сущности, ни в одном из них не виновата. Но, как бы там ни было, и какова бы ни была моя участь, я, господа судьи, не прошу у вас милосердия и не желаю его. Преследуйте нас, как хотите, но я глубоко убеждена, что такое широкое движение, продолжающееся уже несколько лет кряду и вызванное, очевидно, самим духом времени, не может быть остановлено никакими репрессивными мерами…
Председатель сенатор Петерс. Нам совсем не нужно знать, в чем вы там убеждены.
Бардина. Оно, может быть, пожалуй, подавлено на некоторое время, но тем с большей силой оно возродится снова, как это всегда бывает после всякой реакции подобного рода, – и так будет продолжаться до тех пор, пока наши идеи не восторжествуют.
Я убеждена еще и в том, что наступит день, когда даже и наше сонное и ленивое общество проснется и стыдно ему станет, что оно так долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать у себя своих братьев, сестер и дочерей и губить их за одну только свободную исповедь своих убеждений! И тогда оно отомстит за нашу гибель… Преследуйте нас, – за вами пока материальная сила, господа; но за нами сила нравственная, сила исторического прогресса, сила идеи, а идеи, – увы! на штыки не улавливаются!..
Публикуется по: Бардина С.И. Речь Софьи Илларионовны Бардиной, произнесенная пред судом 10 марта 1877 г. Женева, 1893. С. 3—11.
Одна из известных деятельниц народнического движения 70-х гг. Софья Илларионовна Бардина происходила из дворянской семьи. Окончив институт, она отправилась для дальнейшего образования в Цюрих. В 1874, вернувшись в Россию, стала активным членом народнического кружка в Москве, работала на фабриках работницей и вела пропаганду среди рабочих. В 1875 г. арестована, предстала перед судом на московском «процессе пятидесяти». (1877). На суде произнесла революционную речь, которую читали с восторгом как представители интеллигенции, так и рабочих. Эта речь произвела огромное впечатление, неоднократно переиздавалась за границей, о ней много говорили. Полонского она вдохновила к созданию стихотворения «Узницы».
И. Н. Мышкин
Речь на заседании особого присутствия правительствующего сената (процесс «193-х»)
15 ноября 1877 г.
…Введен подсудимый Мышкин.
На вопрос первоприсут[ствующего] о виновности в принадлежности к противозаконному сообществу подсудимый ответил:
– Я признаю себя членом, но не того противозаконного сообщества, о котором говорится в обвинительном акте, а членом русской социальной партии, и прошу позволить мне теперь объяснить, в чем заключается то преступление, которое, по собственному сознанию, совершено мною против русских государственных законов.
Первоприсут[ствующий]. Объясните, что имеете.
Мышкин. Я отрицаю свою принадлежность к тайному сообществу потому, что я, как и многие другие товарищи, не только по заключению, но и по убеждению не составляли нечто особенное, нечто целое, связывающее нас единством общей для всех организации. Мы составляем не более как ничтожную частицу в настоящее время многочисленной в России социальной революционной партии, понимая под этими словами всю совокупность лиц одинаковых убеждений, лиц, между которыми хотя существует преимущественно только внутренняя связь, но эта связь достаточно тесная, обусловленная единством стремления, единством цели и большим или меньшим однообразием тактических действий. Цели ее заключаются в том, чтобы создать на развалинах существующего буржуазного строя тот порядок вещей, который удовлетворял бы народным требованиям в том виде, как эти требования могли выразиться и в мелких, и в крупных движениях народных, и который в то же время составляет наисправедливейшую форму будущего строя, состоящего из союза производительных, независимых обществ. Строй этот может быть осуществлен не иначе, как путем социальной революции, потому что государственная власть заграждает всякие пути к мирному достижению этой цели; потому что она никогда не откажется добровольно от насильственно присвоенных ею себе прав. За это нам ручается ход всей истории.
И действительно, можем ли мы мечтать о мирном пути, когда государственная власть не только не подчиняется голосу народа, но даже не хочет его выслушать; когда за всякое желание, несогласное с требованиями правительства, люди награждаются каторгою. Можно ли рассуждать при таком режиме о потребностях народа, когда народ для выражения их не имеет других средств, кроме бунта – этого единственного органа народа…»,
Первоприсут[ствующий]. Позвольте, вы объяснили нам, в чем заключаются ваши стремления. Затем, препятствия к осуществлению этих стремлений не входят в круг предметов обсуждения суда, и потому я не вижу ни возможности, ни даже надобности для суда выслушивать то, что вы в настоящее время говорите. Вы отвечали на мой вопрос, что признаете себя виновным в принадлежности ко всеобщей социальной революции. Для суда в настоящее время, еще до производства судебного следствия, это представляется достаточным. Затем, каким образом вы хотели этого достигнуть, что вам в этом препятствовало, – это может быть выяснено во время самого судебного следствия.
Мышкин. Я думаю, что для суда не только важно знать о цели моей деятельности, – была ли она революционной или иной, – но знать, как вообще мы смотрели на эту деятельность, т. е. считали ли эту цель осуществимой, может быть, в весьма отдаленном или в весьма скором времени; считали ли необходимым действовать в таком виде, чтобы тотчас создать революцию или только гарантировать успех ее в будущем, потому что от этих вопросов зависит взгляд суда на преступность и на виновность мою и других моих товарищей…
Первоприс[утствующий]. В этом я не буду вам препятствовать говорить, потому что это входит в предмет обвинения.
Мышкин. Таким образом, практическая деятельность всех друзей народа должна заключаться не в том, чтобы искусственно вызвать революцию, а в том, чтобы гарантировать успешный исход ее, потому что не нужно быть пророком, чтобы предвидеть неизбежный исход вещей, неизбежность восстания. Ввиду этой неизбежности восстания и возможной продуктивности его мы полагали предостеречь народ от тех фокусов европейской буржуазии, посредством которых она обманула народ. Такая цель может быть достигнута путем объединения всех революционных элементов, путем слияния двух главнейших ее потоков: одного – недавно возникшего, но проявившегося уже с серьезной силой, и другого потока, более широкого, более могучего – потока народной революции. В этом единении революционных элементов путем окончательного сформирования их и заключалась задача движения 1874 г. Эта задача, если не вполне, то в значительной степени была выполнена. Но в только что сказанных мною словах я разумею лишь центр нашей деятельности. Я должен сказать, что масса принимавших участие состояла из лиц, стоящих на различных степенях революционного развития, начиная от тех, которые делали только первые шаги к уяснению народных страданий, и до тех, которые делали попытки к внешней организации революционных сил, и что при всем различии взглядов по менее важным вопросам адепты революции сходились в одном, а именно – что революция может быть совершена не иначе, как самим народом, при сознании, во имя чего она совершается; другими словами: существующий государственный порядок может и должен быть ниспровергнут только тогда, когда этого пожелает сам народ. Следовательно, если правительство блюдет интересы народа, то оно не может считать нас заговорщиками, когда мы говорим: мы ходатайствуем перед народом об удовлетворении нужд страны. Мы сознаем хорошее и вредное и предлагаем свои посильные услуги. В нашем распоряжении нет ни тюрем, ни коммерческих предприятий, которые закабаляют рабочего; все подобные средства находятся и практикуются в руках наших противников. Следовательно, если даже при этих невыгодных условиях правительство может опасаться, что наша деятельность может увенчаться успехом, то значит, мы не ошибаемся в потребностях и желании народа, следовательно, в этом случае, мы не злоумышленники.