Велик
Шрифт:
— Я… — во рту жреца пересохло: проклятая старуха выговорила его имя так, словно раскаленный нож поворачивала в ране. — Я… Еще я собирался вам сказать… что Круг будет сегодня неполный… без двух… которые себя плохо чувствуют… И один из них — он. Анчар из Альгены.
И, не дожидаясь следующей фразы от Верховной жрицы, Узэмик спешно выпалил:
— И я собирался за ним следить сегодня! За ними обоими!
Старуха улыбнулась тонкими бескровными губами, и сердце жреца пропустило такт.
— Хорошая мысль, Узэмик. И главное, своевременная. Постарайся, чтобы каждую секунду сегодняшней
— Я сделаю всё, что от меня зависит — и больше. Я выслежу его. Считайте, что он — труп.
— Труп — слишком рано, пока я не поговорю с ним. По-своему, — усмехнулась старуха.
— Заготовка для трупа, — быстро согласился старший жрец.
— Я на тебя рассчитываю, Узэмик.
— Я оправдаю! — горячо воскликнул маг и кинулся к выходу — словно его ткнули в пониже спины раскаленным ножом.
После его ухода в воздухе повис слабый запах горелой ткани и плоти.
До начала отправки оставалось пятнадцать минут.
Перепрыгивая через три ступеньки и с содроганием ожидая, когда прыть отправит его к подножию лестницы ускоренным темпом головой вперед, Узэмик несся на улицу. Может, конечно, он и идиот — но только один раз. Если ему недвусмысленно объяснили, что нужно делать — он это сделает, даже если свернет себе шею, пытаясь.
«Заставь дурака богу молиться — он и лоб расшибет», — вспомнилось отчего-то присловье Агафона, второго подозреваемого — и старший жрец со злости удвоил скорость, как будто услышал не отголосок случайного воспоминания, а слова, брошенные ему в лицо нагловатым послушником.
— Я им устрою… Я им покажу… — прорычал жрец, на полной скорости заворачивая за угол и выходя на финишную прямую перед домом послушников. — Они у меня узнают… Они меня узнают!
Сбив с ног припозднившегося служку, Узэмик распахнул дверь и влетел под низкие жаркие своды бывшей келейной.
Лихорадочно оглядевшись и не увидев в темноте не то, что табличек на дверях, но и самих дверей, маг вызвал светошар, размером и цветом похожий на арбуз-рекордсмен, и двинулся по коридору, крутя головой и едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.
Надпись «Анчар» обнаружилась почти в самом конце ровного ряда дверей. Узэмик потушил свет и приложил ухо к древней доске — чуть ниже таблички. Кроме собственного бешено колотящегося сердца и рваного пыхтения, как будто кого-то душили, слышно не было ничего. Жрец попытался затаить дыхание, но несколько минут бега и волнения в его возрасте не проходили бесследно, по крайней мере, не за полминуты…
И тут его осенило.
Зачем прятаться? Зачем подслушивать? Зачем хитрить? Он — старший жрец, и по доброте душевной пришел проведать больного послушника! И пусть хоть одна нахальная морда попробует уличить его в иных намерениях!
— Анчар? — срывающимся от неровного дыхания голосом позвал Узэмик
Ответа не было.
— Ты спишь? Ты в сознании? Тебе плохо?
«Выдавать желаемое за действительное, как учит Уагаду, дурно» — снова всплыло в памяти, и волшебник раздраженно скрипнул зубами.
— Анчар, раздери тебя гиена! — нетерпеливо возвысил голос маг и снова постучал — но на этот раз ногой.
Ничего.
— Кабуча… Анчар, отзовись!
Тишина.
Жрец молча порадовался, что сейчас время Круга, и на этаже, где жили только послушники-маги, не осталось ни одной живой души, и некому было выглянуть и злорадно похихикать над нелепыми усилиями своего начальника.
Кроме Агафона.
Узэмик резко оглянулся, будто ожидал застигнуть бесстыдного послушника насмехающимся за своей спиной — но снова его ожидало разочарование: коридор оставался темен, тих и пуст. Тошнотворное и холодное предчувствие неприятностей шевельнулось в районе желудка.
— Чтоб вас всех… — прошипел он, вызвал к жизни светошар, притушенный до размеров и яркости болотной гнилушки, приложил ладонь к замку, и зашептал быстрые колючие слоги заклинания. Механизм заскрипел, приходя в движение, засовы и язычки защелкали, сдаваясь — и дверь, оставшаяся без запора, подалась.
— Анчар? — уверенный, что не встретит ни ответа, ни Анчара, всё же выкрикнул маг и быстрым взглядом обежал комнату.
Остатки септограммы на полу. Раскиданные компоненты какого-то заклинания. Одежда, небрежно сваленная в ногах кровати. Перевернутая табуретка.
Желудок волшебника сжался и пополз к горлу.
— Кабуча…
Узэмик метнулся в коридор, нашел комнату Агафона и уже не теряя времени на вопросы и сложные заклинания ударил по замку огненным сгустком. Не дожидаясь, пока вспыхнувший алым металл остынет, он пинком распахнул дверь.
Никого — и такие же следы торопливых сборов и старых заклятий.
— Ах, так… — раскаленная ярость, круто замешанная на страхе, ударила по глазам, застя всё. — Ах, так…
Маг схватил грязные штаны Агафона, свисавшие со спинки стула, и бросился в комнату атлана. Из ношеной одежды первыми на глаза попались точно такие же штаны, и даже запах — вернее, вонь — от них исходила такая же.
«Яблоня от яблока недалеко падает», — вспомнил он поговорку Шарлеманя Семнадцатого из прочитанного когда-то сборничка его афоризмов, и нервно хихикнул. Недалеко — так недалеко. Ему же лучше. Проще искать. Не зря же он в юности зарабатывал на жизнь поиском пропавших людей и животных — и отлично зарабатывал…
Крупные холодные звезды блестели над головами, как алмазы, рассыпанные по чернозему. Лунный круг, разрезанный пополам Седоусым Звездным Термитом, казался размытым из-за налетевших вместе с тьмой облаков[56]. Ветер, доносивший до центра города запах моря и порта, овевал, не охлаждая. Вездесущие цикады вразнобой пиликали скрипучую сонату, нагоняя умиротворение и сон. И даже голоса людей, стук колес и ржание лошадей не могли заглушить резкую рваную песню ночных птиц, решивших, что другого такого времени поведать друг другу о своих чувствах, им не найти.